Изоляция - [16]

Некоторые из них даже смогли отсидеть и освободиться, чтобы выйти живыми и постучать заново в посольство США, уже в новом для них мире: дескать, ребята, я же за вашу идею кровь проливал. Коммунизма больше нет. Примите к себе, как договаривались. Прошлые неутыки с подставой по эвакуации — ладно, проехали.

Американцы тогда корректно ответили: мы не возражаем, но предъявите, пожалуйста, документы? Где документальные свидетельства ваших слов, что имеете отношение к армии США[10]? Мы у себя ничего не хранили — война четверть века как аяқталды[11] и тех частей давно не существует, как и штабных документов. Как явления в природе. Ваш интерес — вам и доказывать, что вы нам свои.

Понятно, что после четвертака в известных местах ни о каких документах, кроме справки об освобождении, у пленных вьетнамцев речь не шла.

Скандал был знатный, в том числе поддержанный ещё живыми штатовскими кадровыми ветеранами с той стороны океана. Но государственный департамент был непреклонен.

Из факультативного учебного курса уверенно помню только одного человека, которому реально удалось выехать в США по этой теме: он свою Пурпурную Звезду каким-то чудом сохранил снаружи, пока сидел. Её и брякнул на стол консулу вместо документов, а тогда уже по номеру награды его установили (ну и коренные граждане метрополии, бывшие военные, по старой памяти опознали — хорошо, ещё живы были и в лицо помнили).

Судя по тому, как я пообщался сейчас в здании аэропорта, я и есть этот самый вьетнамец с поправкой на текущие реалии. Кстати, их бы, реалии, тоже выяснить: никто на улице ко мне не бросается, идти особенно некуда.

В кармане — ни копейки, о крыше над головой речь не идёт, далее по списку.

«Скажи спасибо, что сюда пустили без ограничений!», — многоопытно заметил ни разу не стройный вояка, с которым я общался после пограничников и полиции. — «Мог бы или в фильтрации на год прилипнуть, или вообще… Радуйся, что живой выскочил, и наслаждайся свободой!».

Ну и куда пойти новому человеку в новом городе, в новой стране, в новой реальности и в новом мире?

Хорошо ещё, документы на всех рабочих столах — по-русски. Как и сам язык общения. Ну и лица в основном — тоже до кучи.

И ведь никого не спросишь, где я оказался.

Отец, кстати, строго-настрого завещал идти куда угодно, но не по нелегальной линии. Мой детский романтизм и идиотскую по молодости тягу в ту сторону комментировал не иначе как матом, при том, что всегда был спокоен и невозмутим.

А вот как в итоге повернулось.

Глава 6

Выход из-за так называемого армейского сектора представляет собой узкую кишку наподобие тех, которые дома ведут от посадочных гейтов аэропорта непосредственно в самолёты.

На выходе из этой кишки, как мне было сказано, хлопаю ладонью по сенсору. Створки разъезжаются, оказываюсь на улице.

После достаточно сдержанного освещения в помещениях солнце с непривычки слепит глаза. Проморгавшись не в первый за сегодня раз, обнаруживаю себя на задворках чего-то типа промзоны.

Вокруг — кусты, буераки и ни разу не асфальтированная тропинка, протоптанная многочисленными башмаками по пародии на газон.

Как будто из дому не уезжал (хотя у нас, кажется, вокруг аэропорта везде асфальт).

Для разнообразия, метрах в двадцати над моей головой пролетает здоровенный прямоугольник со скошенными углами. По его днищу идёт яркая надпись.

Занятно.

Обхожу огороженную территорию по периметру ещё пару километров: ну должны же здесь быть какие-то атрибуты цивилизации кроме летающих в небе такси?

Наконец за поворотом бетонный забор резко заканчивается и начинается городской ландшафт. А также толпы народу.

Торопиться мне некуда. От нечего делать, минут пятнадцать слоняюсь по тротуару среди людей, накапливая впечатления: как сказал тот весьма нехудой джентльмен в армейском ангаре, адаптация перемещенных — дело рук самих перемещенных.

Мне нужно мысленно поблагодарить армию за свою доставку сюда из некоего девятого сектора, но на этом наше взаимодействие окончено: я выполнил договорённости там, они взамен привезли меня сюда. Точка, в отношениях — в том числе.

Замечтавшись и задумавшись, развернувшись через плечо назад на аппетитную фемину (вид сзади), я упускаю тот момент, когда нужно срочно поворачиваться обратно.

И изо всех сил на ходу ударяюсь о столб фонаря. Так, что он вибрирует толстой металлической струной.

— У вас сегодня как будто день неожиданностей, да?

Чертыхаясь и потирая голову, очень быстро оборачиваюсь на голос:

— А в аэропорту вы были гораздо менее разговорчивы.

Передо мной стоит та самая модель, которую я наблюдал в белом халате, будучи пристегнутым в одном очень интересном кресле во время беседы с представителями власти.

— Хорошая реакция, — поощрительно кивает она, обходя меня по дуге и направляясь дальше. — Быстро соображаете.

— Вы даже не поинтересуетесь моим здоровьем? — ну а что, не молчать же.

Тем более что она первая заговорила и терять мне особо нечего, это раз; а нарваться на знакомых, опозорившись, тоже не страшно — это два.

— Еще час с небольшим тому ваши витальные показатели были более чем в норме. — Она останавливается, поворачивается и смотрит на меня двумя льдинами холодных глаз. — После этого вас однозначно не били, не работали по вам станнером и аналогичной техникой, да даже и к чёрту не посылали, скорее всего. Этот столб вам повредит тоже вряд ли.