Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея - [77]
Едемский купил в деревне доски, наглухо заколотил двери сараев. Заодно выдал крестьянам охранные грамоты от Академии. В них говорилось, что предъявители этих бумаг «действительно состоят на службе Российской Академии Наук по охране коллекций и места раскопок» и «для несения обязанностей охранителя (сторожа)» должны «безотлучно находиться при указанном месте раскопок»[713]. Крестьяне надеялись, что грамоты помогут избежать мобилизации в Красную армию.
Хранить коллекции по-прежнему в Соколках Академия не хотела. Две сотни ящиков можно было доставить в Петроград или по железной дороге, или водным путём. Учитывая объём (около 80 тонн), Академия остановилась на втором варианте. Речное Госпароходство согласилось бесплатно доставить груз через Мариинские каналы.
В 1923 году на упаковку коллекции отправились Едемский с Гадомским.
Когда они вытащили ящики из сарая, то обнаружили, что в негодность пришли не только крайние ящики и не только днища. Большинство ящиков «сгнили почти совершенно и о ремонте их нечего было и помышлять»[714]. Более-менее целыми оказались пятьдесят.
Пришлось срочно делать полторы сотни новых. Заказанных заранее досок не хватило, на доски разобрали большой сарай: от него осталась только крыша, стоявшая на четырёх столбах. Маленький сарай Едемский не стал трогать в надежде, что он пригодится, когда возобновятся раскопки.
Для изготовления ящиков пришлось нанять много рабочих. Пять недель они пилили бревна, сколачивали ящики, перетаскивали конкреции. Всё приходилось делать быстро, чтобы успеть до подачи баржи.
Старая солома, которой раньше перекладывали конкреции, тоже вся сгнила. Заказывать новую было некогда. Конкреции сложили без упаковки и без описи.
В конце июля к Соколкам подошла баржа Госпароходства, прицепленная к пароходу «Стенька Разин». Ящики, весившие по 500 килограммов, спускали с обрыва, придерживая верёвками. Они, словно плуги, пропахали по рухлякам широкую борозду.
Вместе с конкрециями в Петроград отправили оставшееся имущество Амалицкого, которое хранилось у крестьян: два чайника, самовар, кухонную посуду и молоток.
Баржа сильно просела под весом ящиков, но матросы не стали откачивать воду. Они рассчитывали проскочить мели по высокой воде, которая держалась на Сухоне благодаря дождям.
27 июля баржа отчалила от Соколков. Вначале шла быстро, потом остановилась, постояла, но затем двинулась дальше. «Можно надеяться, что наши парейазавры, двинозавры, лодыри с препаратором Л. К. Гадомским во главе, протянут благополучно и не слишком медленно», – писал Едемский в Петроград[715].
Баржа не дошла до Великого Устюга всего 16 километров. Вода в реке упала, провести баржу через пороги не получилось. Пока матросы сливали воду, пароход «Стенька Разин» ушёл. Баржу прицепили к другому пароходу – «Достоевский». Когда она наконец прошла пороги и пристала к пристани, Гадомский увидел на берегу знакомое лицо – своего начальника, нового директора Северо-Двинской галереи, академика Петра Петровича Сушкина.
Сушкин считался одним из лучших зоологов мира. С детства он показывал большие успехи в науке. Гимназию окончил с серебряной медалью, университет – с золотой. По образованию он был орнитологом и анатомом, занимался изучением птиц Алтая и киргизских степей. Палеонтологией он интересовался «платонически»: читал чужие труды, но сам ископаемых не изучал[716].
Он дружил с Борисяком и часто приезжал к нему в Крым. Дочь Борисяка на всю жизнь запомнила, как мальчишки приносили Сушкину крачек, а он душил птиц двумя пальцами и потом набивал из них чучела[717].
Вскоре после революции Академия пригласила Сушкина в Зоологический музей. Сушкин в то время преподавал в университете Симферополя. Он сомневался в целесообразности переезда в голодный Петроград, но всё же соблазнился возможностью сосредоточиться на науке. В Симферополе такой возможности не было из-за нехватки коллекций и книг.
В письме Вернадскому Сушкин делился планами. Он хотел дополнить свою монографию о птицах Алтая, кончить работу о птичьих гибридах («вчерне уже готова»), заняться зоогеографией Палеарктики и добавлял, что «чрезвычайный интерес» питает к «накопившимся за последнее время в Петербурге» палеонтологическим коллекциям. «Находки Амалицкого по низшим рептилиям чрезвычайно интересуют меня как сравнительно-анатома в связи с некоторыми назревшими у меня вопросами, касающимися как генеалогии рептилий и млекопитающих, так и морфологии черепа; в этой области, мне кажется, предстоит ещё много работы… Здесь меня затрудняет незнакомство с техникой препаровки, но с этим я надеюсь освоиться»[718].
Сушкин решился на переезд. Он взял из Симферополя чемодан с рукописями, гору провианта и небольшую коллекцию птичьих шкурок. «Еду не без страха, но и Симферополь покидаю не без удовольствия», – признавался он[719].
Дорога заняла целый месяц и не обошлась без приключений. В Харькове Сушкин отстал от поезда, пришлось ехать другим.
По прибытии его зачислили на академический паёк и поручили руководство орнитологическим отделом Зоологического музея и, неожиданно, Северо-Двинской галереей (председателем Северо-Двинской комиссии оставался академик Карпинский).
