Изо всех щелей - [7]

Во время завтрака мне звонят друзья из мегаполиса, в выходные собирающиеся на дачу, где мы вместе провели не одно лето. Зовут присоединиться к ним, потому что их путь так или иначе будет пролегать через мой городок.

«Друган, ты обязан развеятся! А то у тебя голос, как у нежелательно беременной.» — кричит мне в трубку старый друг и смеётся.

Я улыбаюсь, потому что сильно скучаю по нашей хорошей компании.

«Конечно заезжайте!» — говорю, — «Давно пора встретиться!»

И действительно, мы не виделись уже с полгода.

С улыбкой на лице я «бросаю трубку», отменяя звонок, и продолжаю кушать как ни в чём не бывало. Замечательный был звонок, настроение на день есть.

… Но его хватает только минут на десять, потом снова приходит меланхолия. На пятницу намечены похороны. А потом приедут друзья, и я буду весельться. Сумасшедший мир.

Половину четверга я провожу в чтении, но ближе к трём часам дня вспоминаю, что нужно ещё получить отказ в фитнес-центре, который мне не хотят давать. Ну и ладно, думаю я. Не будет мне никакого пособия, чёрт с ним. Хитро конечно с их стороны, но ведь и с моей тоже. По-хорошему, все могут найти себе работу, я-то уж точно могу. Не так уж и сильно оно меня тревожит — все эти центры занятости, поиски работы… Я снова погружаюсь в книгу.

Сон накатывает волнами. Будто комната забирает меня, а потом встряхивает. Эта судорога частенько будит — сознание держит под контролем тело. Я думаю, засыпая, как же спали люди во время войны, и мне видится не ответ на вопрос, а спящий солдат на поле боя… Опять судорога, вытаскивает меня из грёз и я забываю, что видел в них, но меня сильно беспокоит тёплое одеяло. Я переворачиваю его, это помогает снова ненадолго подобраться к фантастическим сновидениям. Мне видится большая компания молодёжи, из которой меня выгоняют, снится как я одиноко плачу под луной, которая превращается в комнатную лампу квартиры моего детства, и я совсем юный убегаю от своих родителей на лестничную площадку, с которой опять попадаю в компанию, из которой был изгнан.

Но грохот из кухни, явно пренадлежащий моим главным врагам, будит меня. Будит так, что я опять забываю всё, одеяло снова становится нестерпимо тёплым, а я, чертыхаясь, вскакиваю с кровати и бегу на кухню, где от моего удара по переключателю зажигается яркий, ослепляющий свет.

Я открываю дверцы помойного шкафчика, и вижу в пустом ведре дёргающуюся мышь. Она то останавливает попытки выбраться, то возобновляет. Кажется, будто смотрит мне прямо в глаза. Я хватаю стоящую в углу шкафчика мышеловку, сделанную по системе «зубастых качелей», и в этот самый момент последним отчаянным рывком мышь выпрыгивает из корзины. С полминуты я гоняю её по кухне, с мышеловкой в руках, пытаясь защёлкнуть мышку в пластмассовые зубы. Я представляю себя каким-то садистом, но иного пути разобраться с надоедливым созданием я не вижу. В конце концов мышь находит лазейку и сбегает, но сдаваться я не собираюсь. Я кидаю в ведёрко мелкий кусочек хлеба и сажусь напротив, жду. Довольно скоро из дырки, в которую уходят водосточные трубы, показывается волосатая мордочка моего врага. Мышка чуть мельтешит вокруг ведра, но это длиться секунд двадцать, потом она начинает прыгать. Она не чурается помучиться, попытки с тридцатой ей удаётся запрыгнуть в ведро, после чего я сразу же хватаю его. Мышь понимает мой коварный план, И теперь пытает выпрыгнуть наружу, периодически останавливая свои попытки, чтобы постоянно подскакивать в тот момент, когда я не жду. У меня в руках мышеловка. Мышь смотрит. Я приближаю мышеловку к ней, она сидит. Я щёлкаю — и мышь уже ускользнула. Как быстро, как разумно. Но всё-таки раза с третьего я ловлю её. Она не умирает сразу, и я смотрю, как она часто дышит… И моргает своими маленькими чёрными глазками. Мне жалко её, ведь я её обманул.

Единственное, чем я утешаю себя — что мыши не хозяева в доме. Но это неправда, я живу тут на человеческих правах, а мыши живут — на мышиных. И в этом мире, в котором они живут — они на сто процентов правы.

Я ухожу спать, и сплю крепко. А пятничный утренний сон напоминает мне своим сюжетом «Соловья и Розу» Уайлда.

Времени — девять утра, к двенадцати мне нужно на похороны, и сейчас я глажу единственные, старые брюки, в которых, помоему, ходил ещё на выпускной. К счастью, теперь они мне мне менее велики.

Я, против своей воли, представляю себе, что же будет происходить на похоронах. Вижу кучу плачущих людей в чёрном, мрачную атмосферу… Как бы не стать там совершенным аутсайдером, потому что я не чувствую себя скорбящим.

И зачем мне вообще позвонили? Неужели в Хомяка было мало друзей? Или хотят собрать исключительно школьных?.. Но это ведь не встреча выпускников, её на похоронах меньше всего должны хотеть организаторы. Не знаю. Прийду — там увидим.

Отгладив рубашку, я постоял перед зеркалом в своём наряде. Он не сложен — чёрные брюки и белая рубашка с коротким рукавом. В этом наряде можно прийти и на выпускной, и на похороны, и на работу в офис, и на бизнес-ланч. Я улыбаюсь сам себе, как же глупо подобрана моя одежда. Она универсальна, как и универсальная эмоция. Одежда же должна отображать эмоции. Тоесть, с одной и той же миной, что у меня, можно быть и на выпускном, и в офисе, и кушать ланч и даже хоронить человека!