Изменницы - [136]

Она еще путалась в юбке, когда дверь скрипнула, слегка приоткрываясь. Левина перестала мурлыкать.

– Эллен? – спросила она, не оборачиваясь. – Почему ты входишь без стука? Но заходи, поможешь мне зашнуровать корсет.

Дверь медленно открылась, и она увидела Георга. На его лице прибавилось морщин, в бороде больше седых волос, и все же перед ней был ее Георг.

– В-вина, – только и смог выговорить он.

Они стояли в разных углах комнаты и смотрели друг на друга; Левина стянула незашнурованное платье, и ей показалось, что сердце ее вот-вот вырвется из груди. Он был таким родным и чужим одновременно, она не знала, что сказать.

– Я собиралась тебя встретить, – сказала она, когда обрела дар речи.

– Мы пристали раньше.

Она шагнула к нему и, вытянув руку, схватилась за его пальцы.

– Я п-п-п… – Она ждала, когда он выговорит слово. – Прощен?

– Целиком и полностью, – прошептала она, подходя к нему вплотную.

Он поднес ее руку к губам, целуя пальцы по очереди.

– От тебя пахнет краской.

– Как всегда! – засмеялась Левина.

– Чудесный запах, – сказал он.

Юбка упала на пол, и ей стало неловко, она испугалась, что ее расплывшиеся бедра вызовут у него неприязнь. Она попыталась снова натянуть юбку.

– Оставь ее, – сказал Георг.

Позже они вместе сидели за столом; она слушала рассказ о смерти его отца.

– Мужчины иногда забываются, когда теряют отца.

– Знаю, – кивнула она.

– Ну, расскажи, что нового при дворе.

Похоже, Георгу не терпелось сменить тему. Он словно накрыл крышкой свое пребывание в Брюгге. Она внимательно смотрела на него, ища в его глазах презрение или сарказм, когда он упоминал двор, но ничего такого не находила. Он не злился, даже когда она рассказывала о положении Кэтрин Грей. Он взял ее за руку и пожал:

– Прости меня, Вина. Я знаю, как много они для тебя значат.

– Ты, наверное, слышал, что Дадли стал графом Лестером? – спросила Левина.

– Значит, она наконец пожаловала ему графский титул.

– Да, а еще хочет женить его на королеве Шотландии.

– При дворе все вверх дном, как всегда. Зачем ей предлагать любимого мужчину своей кузине?

– Это политика, Георг, – ответила Левина. – Она всегда ставит политику выше чувств, но всякий раз, когда она так поступает, мы не перестаем удивляться. Она хочет прибрать к рукам Шотландию, и что может быть лучше для такой цели, чем женить своего фаворита на королеве?

– А как отнеслась к ее планам сама королева Шотландии?

– Ходят слухи, что она склонна согласиться, но только с тем условием, что Елизавета назовет ее своей преемницей.

– За границей по-прежнему поговаривают о том, что Елизавета выйдет за эрцгерцога Карла.

– Лично мне кажется, что она не выйдет ни за кого. Мэри Грей всегда так говорила.

Какое-то время они сидели молча, и неожиданно Левина поняла кое-что еще до того, как произнесла это вслух, – для Елизаветы политика превыше всего. Так и должно быть, если ты – королева на троне. Твои личные чувства должны быть заперты и зарыты глубоко под землей. Она невольно вспомнила Марию Тюдор, предшественницу Елизаветы, которая так не хотела заниматься политикой, и неожиданно для себя посочувствовала этим женщинам, которым приходится демонстрировать всему миру холодность и твердость.

– Отец оставил мне больше, чем я ожидал, – сообщил Георг спустя какое-то время.

– Значит, мне больше не нужно рисовать портреты на заказ?

– Вина, я не рассчитываю, что ты когда-нибудь перестанешь рисовать. Рисование стало частью тебя, как… – Он не закончил фразу.

Виндзорский замок, июль 1565 г.

Мэри

– Мою старшую зовут Пенелопа, – сказала Леттис. Она очень гордилась своими дочерьми. Мы готовили засахаренные фрукты, чтобы порадовать королеву. Она лишилась своей старейшей компаньонки, Кэт Астли, которая умерла скоропостижно. Кэт Астли во многом заменила Елизавете мать. В комнате пахло жженым сахаром. – Она вьет веревки из бедной няни, – продолжала Леттис.

– Она капризная? – спросил кто-то из фрейлин.

– Немного своенравная.

– Попробуйте ее обуздать, – посоветовала другая фрейлина. – Вам будет легче.

– Я скучаю по своим малышкам, – вздохнула Леттис. – Наверное, я вернусь в Чартли. Они так быстро растут!

Фрэнсис Мотес многозначительно откашлялась. Мы все знали, что Леттис вернулась в Чартли отнюдь не по своей воле: королева усылала ее прочь за то, что она, по выражению Фрэнсис, «дурачилась» с Дадли. Я не пристаю к ней с расспросами; не мое дело, что делала и чего не делала Леттис. Удивительно другое. Говорят, что она ждет ребенка, хотя по ней еще ничего не было заметно. Как всегда, Леттис немного напоминала мне Кэтрин. Она из тех, кого всегда окружает волнующая атмосфера скандала. Целых четыре года я не видела сестру; год назад я потеряла последнюю надежду. После выхода памфлета Хейла, после того, как Кэтрин перевели из замка Пирго в другое место, я поняла, что больше никогда ее не увижу.

– У обеих девочек черные глаза и золотистые волосы, – продолжала Леттис.

Я невольно подумала о своих племянниках. Год назад, до того, как Кэтрин перевели в другое место, она прислала мне пару писем. Строго говоря, переписываться ей не разрешалось, но дядя Джон смягчился, стал «проявлять больше сочувствия», как выразилась Кэтрин. Я с детства запомнила, какой дядя Джон суровый и жесткий. Уж если он смягчился к племяннице, то вовсе не от жалости или сочувствия к ней. Наверное, решил, что с ее помощью он может улучшить собственное положение. Я рассуждала цинично, но чему удивляться? Ее письма вселили в меня такую грусть, что сердце разрывалось, – правда, оно у меня разбито уже давно. Сестра писала почти бессвязно; вспоминала о Джейн, рассуждала о Святом Духе и Теле Христовом. Лишь иногда я узнавала прежнюю Кэтрин. Я боялась, она совсем лишилась рассудка. Но сейчас дядя Джон умер, а Кэтрин по-прежнему в заточении, ее строго охраняют. Писем больше нет.