Излучина Ганга - [34]

Теперь они молчат. Хафиз выглядит коротышкой, лицо его образует нечто вроде треугольника, сужающегося к маленькому рту, уши торчат почти над головой. Он склонился к Шафи и внимательно наблюдает, как тот читает вырезки из газет: «Доои», «Тридент», «Аваз», «Салах», «Сабах»[38]. Все эти вырезки, подчеркнутые и обведенные цветными карандашами, Хафиз привез с собой. Долго еще в комнатушке стоит тишина, нарушаемая только шелестом газетной бумаги в руках Шафи. К концу чтения лицо его мрачнеет. Наконец он откладывает последнюю вырезку…

Только тогда Хафиз нарушает молчание.

— Ну как, ты согласен со мной?

Шафи отвел глаза.

— Не знаю, — сказал он. — Все это не очень-то убедительно, — он показал на пачку газетных статей. — Слишком много путаницы, чтобы можно было считать это новой теорией.

— Ты меня удивляешь! — воскликнул Хафиз. Пронизывающий взгляд его маленьких бусинок-глаз буравил лицо Шафи. — Для того ли в былые времена мы завоевали эту страну и правили ею, чтобы теперь жить здесь, как граждане второго сорта, как рабы индусов?! Именно так будет, если мы не откликнемся на этот зов и не поднимемся на борьбу.

— Чей зов? Джинны? Ты что, вступил в Лигу?

— Нет, не вступил, но только потому, что Лига не верит в наши методы. Однако никто не станет отрицать, что Джинна — человек выдающийся. Он указал путь. Теперь мы должны размежеваться с индусами, иначе они нас поработят!

Хафиз угрожающе сжимал кулаки, в ярости раздувал ноздри, брызги слюны вылетали у него изо рта. Дело принимало скверный оборот. Очень скверный.

Глаза Шафи налились кровью, хмурый взгляд выдавал раздражение.

— Я по-прежнему отношусь к этому иначе, — возразил он, — это значило бы повернуть вспять и разрушить все, что мы сделали!

— Ох-ох-ох! — воскликнул гость. — Ты словно все еще живешь в дни Джаллианвалы, видишь только свою работу. Ты не знаешь, что делается в стране. Пришло время взглянуть вокруг повнимательнее, надо перестроиться. Сегодня наши враги вовсе не англичане. Индусы! Вот что мы обязаны понять!

Шафи не хотел соглашаться:

— Это безумие! Тогда движение, которое мы с таким трудом развивали, теряет всякий смысл. А ведь это твое детище, твое и других — самых первых. Мы работали под вашим руководством, вы вдохновляли нас. Ваши сердца пылали той же страстью!..

— Да, и вы проделали гигантскую работу, — прервал его Хафиз. — Но мы должны поспевать за временем. Когда возникает новая опасность, приходится менять боевые порядки. В своей ненависти к англичанам мы совсем забыли более опасных врагов — индусов! — Его взволнованный голос срывался.

— Индусы никогда не станут врагами мусульман, — во всяком случае, здесь, в Пенджабе. Никогда! Только фанатики могут поверить в эту дикость!

Хафиз вскочил с места. Костлявый, тощий, он приблизил свое узкое лицо к лицу Шафи и будто навис над его стулом — ястреб над добычей. Палец, которым он грозил Шафи, дергался как наэлектризованный.

— Фанатики?! В свое время нам пришлось стать фанатиками, чтобы уцелеть. Ты толкуешь о Пенджабе, но и Пенджаб не избежит участи Бомбея и Мадраса — там мы уже стали людьми второго сорта, рабочими муравьями в общем муравейнике.

— Но даже там один или два мусульманина входят в правительство, — заметил Шафи.

— Один или два! Прикажете довольствоваться крохами со стола? Нам, управлявшим когда-то всей страной? Мы что теперь, в собак превратились? И кто эти — один или два? Кто, я тебя спрашиваю? Марионетки, подставные лица! Мусульмане, вступившие в Национальный конгресс, — ренегаты! Знаешь ли ты, что конгресс не потерпит никого, кроме своих людей? То же самое произойдет и здесь. Появится конгрессистское правительство — сплошь индусы и парочка мусульман, верных слуг конгресса. Даже сегодня уже в восьми из одиннадцати провинций администрация подчинена конгрессу. Что же произойдет? Они и близко не подпустят мусульман, которые не захотят к ним присоединиться. Джинна разоблачил их: «Индусы ясно показали, что Хиндустан — для индусов». Теперь настало время и нам позаботиться о себе. Мы должны сплотиться, пока еще не слишком поздно. Создать свою собственную страну!

— Новую страну? Не здесь, не в Индии?

— Новое государство! Здесь, в Индии, но отделенное от остальной страны. Это будет полностью мусульманское государство, чистое, незамутненное.

— Но как удастся вытеснить англичан? Почему ты забываешь об этом? Нам никогда не завоевать свободы, если мы станем вбивать клин между двумя религиозными общинами.

Хафиз в отчаянии воздел руки к небу и отвернулся. Он налил и выпил стакан виски. Потом, ослабевший, измученный, упал в кресло. Когда он снова заговорил, голос его звучал едва слышно, словно шорох бумаги по жести.

— Это старая песня. Мы не хотим свободы, которая обречет нас на рабство в стране индусов. Если мы добьемся изгнания англичан, власть унаследуют индусы. А что будет с нами? Мы движемся к собственному порабощению, хуже того — сражаемся за право стать рабами. Вот что тревожит Джинну. Вот что тревожит нас всех.

— Невыносимо даже думать об этом, — сказал Шафи. — Своими руками разрушить то, что далось с таким трудом, — солидарность общин!