Излучения (февраль 1941 — апрель 1945) - [193]
Пока шла церковная служба, в Штелле грохотали батареи; над местностью низко кружил самолет-разведчик, видимо, делая съемки. Поскольку нефтяные заводы Мисбурга опять работают, нужно ждать новых налетов на близлежащие окрестности. В Бургдорфе низко пролетевший самолет обстрелял пассажирский поезд. Двадцать убитых.
Кирххорст, 12 февраля 1945
Все еще приходят письма, касающиеся смерти Эрнстеля, и вместе с ними — одно-другое слово утешения. Так, сегодня подумал, что наша жизнь предполагает и другую сторону; затраты слишком велики для нашего видимого существования.
Стихи от Фридриха Георга, напомнившие мне детство Эрнстеля в Госларе и Юберлингене.
Несмотря на свою молодость, он оставил по себе определенное впечатление, многие любили его. Сегодня из Каррары прибыла фотография его могилы; каждый день от него доносится эхо. Циглер пишет из Гамбурга, что по особому распоряжению Грандгошира пресса собирается обойти мое пятидесятилетие молчанием. Однако это — единственная ценная для меня награда.
Кирххорст, 14 февраля 1945
Беспокойная ночь. Англичане применяют тактику изматывания, упорно кружа на единичных самолетах над местностью и время от времени сбрасывая бомбы, дабы напряжение не ослабевало.
Но и днем одна тревога сменяет другую. По слухам, Дрезден подвергся сильнейшему обстрелу. Значит, в развалины превращен последний нетронутый город; на него сброшены сотни тысяч зажигательных бомб. Несметное число беженцев погибло под открытым небом.
Работал в саду, вчера из его земли высунулся красный росток пиона. Перекопал также компост под большим вязом. В наблюдении над вещами, как они разлагаются и становятся землей, есть что-то поучительное и вселяющее надежду.
Читал Гераклита в небольшом двуязычном издании, которое 23 марта 1933 года мне подарил Карл Шмитт, и исследование Луи Рео о Гудоне, интересующем меня с тех пор, как в фойе «Комеди Франсэз» я увидел его Вольтера. Степень физиогномического правдоподобия, коего добивается этот скульптор средствами рококо, чрезвычайна; ощущаешь, что здесь выражена внутренняя правда самого столетия: его математикомузыкальное ядро. Резец моцартовской точности. Сравнительное исследование о нем и об Антоне Граффе>{211} было бы весьма поучительным.
Гераклит: «Спящие суть содеятели и соучастники того, что происходит в мире».
Самую скверную службу сослужили немцам их успехи, — во всех дерзких операциях победа в самом начале опасней всего. Она — приманка, крючок, на который попадается алчность. Она вводит игрока в соблазн раскрыть свои карты. Она сбрасывает с него маску.
После победы над Францией бюргерство тоже было убеждено, что все в порядке. Ему уже не был слышен глас обездоленных, их «De Profundis».[320]
Впрочем, западные державы переживают сейчас схожую ситуацию. Успех делает их безжалостными. В той мере, в какой их оружие обретает превосходство, они перестраивают свои передатчики с восхваления справедливости на мстительные угрозы. Язык разума вытесняется насилием. Готовность к миру находится под знаком весов: когда одна чаша опускается, другая поднимается вверх. Со времен Бренна>{212} здесь ничего не изменилось.
Кто останется с нами после этих спектаклей? Не те, с кем мы делили радости и сидели за праздничной трапезой, а только те, кто с нами разделял боль. Это относится к друзьям, к женщинам, но это распространяется также и на отношения между нами, немцами, вообще. Мы обретаем теперь новую, более прочную основу нашей общности.
Кирххорст, 15 февраля 1945
Утром, пока стреляли батареи и над домом проносились мощные эскадрильи, сидел за письменным столом. Окна, двери, бокалы в шкафах, картины на стенах пляшут и дребезжат, как на корабле при сильном шторме.
После полудня взял Александра, чтобы чуть-чуть заострить его зрение, на подземную разведку. Мы раскопали кротовые и муравьиные норы, зашли в кроличий дом. Муравьиное гнездо было расположено в мертвой сердцевине сосны; его ячейки, ходы и галереи следовали за узором древесины и таким образом, не считая тонких, как бумага, стенок, прорезали кряж наподобие пчелиных сот. Обветшавшее строение отличалось некоей хрупкой прочностью, так что рука, ухватившись за какую-нибудь его часть, должна была приложить усилие, прежде чем оно распадалось на куски. Глядя на это, я вспомнил длинный рассказ о своих «муравьиных» приключениях; этим рассказом я, пятнадцатилетний, завораживал своих братьев до глубокой ночи. Когда бы ни возвращалась ко мне эта безоглядность в сочинительстве, из меня, как из кратера, извергалось все, что накопилось.
Продолжаю Ветхий Завет. Песнь Деворы, 5-я глава Книги Судей; жуткий триумф над дымящейся кровью. С 28-го по 30-й стих издевательство над горем матери Сисары, мучительно ожидающей сына, в неведении, что он не вернется, так как висок его пронзили колом.
Эта книга при ее первом появлении в 1951 году была понята как программный труд революционного консерватизма, или также как «сборник для духовно-политических партизан». Наряду с рабочим и неизвестным солдатом Юнгер представил тут третий модельный вид, партизана, который в отличие от обоих других принадлежит к «здесь и сейчас». Лес — это место сопротивления, где новые формы свободы используются против новых форм власти. Под понятием «ушедшего в лес», «партизана» Юнгер принимает старое исландское слово, означавшее человека, объявленного вне закона, который демонстрирует свою волю для самоутверждения своими силами: «Это считалось честным и это так еще сегодня, вопреки всем банальностям».
Номер открывается повестью классика немецкой литературы ХХ столетия Эрнста Юнгера (1895–1998) «Африканские игры». Перевод Евгения Воропаева. Обыкновенная история: под воздействием книг мечтательный юноша бежит из родных мест за тридевять земель на поиски подлинной жизни. В данном случае, из Германии в Марсель, где вербуется в Иностранный легион, укомплектованный, как оказалось, форменным сбродом. Новобранцы-наемники плывут в Африку, куда, собственно, герой повести и стремился. Продолжение следует.
Дневниковые записи 1939–1940 годов, собранные их автором – немецким писателем и философом Эрнстом Юнгером (1895–1998) – в книгу «Сады и дороги», открывают секстет его дневников времен Второй мировой войны, известный под общим названием «Излучения» («Strahlungen»). Французский перевод «Садов и дорог», вышедший в 1942 году, в один год с немецким изданием, во многом определил европейскую славу Юнгера как одного из выдающихся стилистов XX века. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Первый перевод на русский язык дневника 1939—1940 годов «Сады и дороги» немецкого писателя и философа Эрнста Юнгера (1895—1998). Этой книгой открывается секстет его дневников времен Второй мировой войны под общим названием «Излучения» («Strahlungen»). Вышедший в 1942 году, в один год с немецким изданием, французский перевод «Садов и дорог» во многом определил европейскую славу Юнгера как одного из самых выдающихся стилистов XX века.
«Стеклянные пчелы» (1957) – пожалуй, самый необычный роман Юнгера, написанный на стыке жанров утопии и антиутопии. Общество технологического прогресса и торжество искусственного интеллекта, роботы, заменяющие человека на производстве, развитие виртуальной реальности и комфортное существование. За это «благополучие» людям приходится платить одиночеством и утратой личной свободы и неподконтрольности. Таков мир, в котором живет герой романа – отставной ротмистр Рихард, пытающийся получить работу на фабрике по производству наделенных интеллектом роботов-лилипутов некоего Дзаппарони – изощренного любителя экспериментов, желающего превзойти главного творца – природу. Быть может, человечество сбилось с пути и совершенство технологий лишь кажущееся благо?
«Сердце искателя приключений» — единственная книга, которая по воле автора существует в двух самостоятельных редакциях. Впервые она увидела свет в 1929 г. в Берлине и носила подзаголовок «Заметки днём и ночью.» Вторая редакция «Сердца» с подзаголовком «Фигуры и каприччо» была подготовлена в конце 1937 г., незадолго до начала Второй мировой войны. Работая над ней, Юнгер изменил почти две трети первоначального варианта книги. В её сложном и простом языке, лишённом всякого политического содержания и предвосхищающем символизм новеллы «На мраморных утесах» (1939), нашла своё яркое воплощение та самая «борьба за форму», под знаком которой стоит вся юнгеровская работа со словом.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.