Эрнст Юнгер
•
СЕРДЦЕ ИСКАТЕЛЯ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
вторая редакция
Фигуры и каприччо
Семя всего, что есть в моём уме,
я нахожу везде.
Гаман.
Стало быть, всё это существует.
«Сердце искателя приключений».
Первая редакция.
Штеглиц
Lilium tigrinum. Сильно выгнутые лепестки воскового красного цвета с нежными светящимися вкраплениями множества овальных иссиня-чёрных пятен. Расположение пятен указывает на постепенное угасание живой, порождающей их силы. На кончиках лепестков они совершенно отсутствуют, в то время как у дна чашечки выделены столь отчётливо, что возвышаются на мясистых наростах как на ходулях. Тычинки наркотического цвета, каким бывает тёмный красно-коричневый бархат, растёртый в пудру.
Это зрелище напоминает шатёр индийского факира: внутри звучит тихая, приготовляющая музыка.
Штеглиц
Без всякой цели, ради одного удовольствия я обеими руками ловил в аквариуме маленьких, но очень юрких перламутрово-голубых рыбок. Когда ускользнуть было некуда, они поднимались над гладью воды и, двигая своими крошечными плавничками как крыльями, грациозно зависали среди комнаты. Описав в воздухе множество кривых, они снова ныряли в воду. В таком чередовании пространств было что-то чрезвычайно радостное.
Штралау
Полёты во сне чем-то похожи на воспоминание об особой духовной силе. Собственно, я имею в виду, скорее, парение во сне, когда сохраняется ощущение тяжести. В сумерках мы скользим над самой поверхностью земли, и, как только её касаемся, сон исчезает. Мы парим над ступенями лестницы, вылетая из дверей дома, и время от времени поднимаемся над небольшими препятствиями вроде кустарника или изгороди. При этом мы отталкиваемся, совершая небольшое усилие, которое ощущается в напряжённых локтях и сжатых кулаках. Половина тела вытянута, как будто мы удобно расположились в кресле; мы летим ногами вперёд. Эти сны приятны, но бывают и другие, коварные, когда сновидец в застывшей позе летит, повернувшись лицом к земле. Словно в столбняке, он поднимается с кровати, причём ноги его остаются неподвижными, а тело как бы описывает круг. Затем он летит по ночным улицам и площадям, а иногда, как рыба, выныривает перед одинокими прохожими, пристально смотря в их изумлённые лица.
Каким беззаботным кажется по сравнению с этим тот высокий полёт, который можно видеть на старинных изображениях парящих людей. Немало таких изображений можно найти в Помпеях. Здесь люди кружатся в радостном удивительном вихре, который чудесным образом совсем не колышет их волосы и одежды.
Гослар
Свои книги потому так неохотно берёшь в руки, что перед ними ощущаешь себя фальшивомонетчиком. Ты побывал в пещере Али Бабы и вынес с собой на свет лишь жалкую пригоршню серебра. И ещё тебе кажется, будто возвращаешься к тому, что давно уже сбросил с себя, как змея сбрасывает свою поблекшую кожу.
То же самое происходит со мной и при виде этих заметок, в которые я не заглядывал почти десять лет. Я слышал, что они с поразительным постоянством находят каждые три месяца по пятнадцать новых читателей. Такая притягательность чем-то напоминает цветок silene noctiflora, чашечка которого раскрывается только один-единственный раз ночью и собирает вокруг себя крошечный рой крылатых гостей.
И всё же для автора повторное открытие уже завершенного имеет особую ценность — даётся редкостная возможность увидеть язык глазами скульптора и работать над ним как над статуей, извлекая его из куска материи. Именно так я надеюсь ещё более четко выписать то, что, должно быть, захватило читателя. Сначала нужно безбоязненно вычеркивать лишнее, а потом пополнять текст из запасов. И ещё стоит добавить несколько запретных фрагментов, которые тогда были припрятаны впрок, — ведь в том, что касается приправ, набиваешь руку лишь со временем.
Наглядным примером этого многообразия служат для меня высохшие русла ручьев, которые нередко встречаются путникам в Альпах. В этих ложбинах мы находим грубые камни, отшлифованную гальку, блестящие осколки и песок — пестрые фрагменты горной породы, осенью или весной вынесенные горным потоком на равнину с вершин. Иногда мы берем в руку какой-нибудь камень и вертим его перед глазами: может быть, это горный хрусталь, может быть, расколотая раковина улитки с удивительным завитком спирали, а может, это кусочек бледного сталактита из таинственных пещер, где беззвучно кружатся летучие мыши. Вот родина каприччо, ночных шуток — тихое, но не безопасное наслаждение для нашего ума, уединившегося в своей театральной ложе. Однако попадаются и куски гранита, отшлифованные в жерновах ледников, где мир, как на выгравированных картах, кажется немного меньше, но зато более ясным и стройным, ибо высший порядок кроется в многообразии мира, как в картинке-перевертыше. Удивительные головоломки — по мере удаления от них мы приближаемся к разгадке.
Итак, в материале недостатка нет, и всё же язык должен что-то добавить к нему. Своими заклинаниями он должен призвать воду, которая будет играя журчать над камнями — поток стремительный и прозрачный.