Излучения (февраль 1941 — апрель 1945) - [173]

Увидев, как он, совершенно измученный, сидит на лесной опушке, я тут же понял, в какую ужасную ситуацию мы попали. В сравнении с ней знойное дыхание сожженных городов кажется сущим пустяком.

Кирххорст, 18 сентября 1944

Чтение: «L’Ile de Ceylan et ses Curiosités Naturelles»[299] Октава Сашо, Париж, 1863. Там обнаружил прекрасный отрывок из книги сэра Джеймса Эммерсона Теннента, которую давно разыскиваю, где описан день в тропиках.

После полудня визит Густава Шенка, с ним я когда-то вел переписку о пятнистом ароннике. Побеседовали о дурманящем кактусе «пайотль», затем о тридцатидневном посте, к коему Шенк готовится. Многое напомнило мне годы после первой мировой войны, когда я только и делал, что занимался доставанием билетов в духовные ложи. Хотя лучше выбирать двери, открытые для всех.

О ситуации. Отечество похоже на бедняка, чье правое дело защищает адвокат-мошенник.

Кирххорст, 21 сентября 1944

Немного поработал над «Тропой Масирах». Начал изобретать имена и писать введение.

Наблюдать и рассматривать, ими управляет тонкое различие между конкретным и абстрактным ви́дением: я рассматриваю стрелку часов, но я наблюдаю за их ходом.

Утром разыскивал «Odes Funambulesques»[300] Банвиля,^{208} мое внимание к ним привлекло одно замечание Верлена. Хотя я тщательно осмотрел библиотеку и кабинет, книгу мне найти не удалось, и я подумал, что потерял ее. Но потом обнаружил ее среди автографов, ибо она содержит посвящение автора Элизабет Отман.

Прекрасная фигура: думаешь, что потерял, а на самом деле обретаешь в более совершенной форме.

Кирххорст, 2 октября 1944

Чтение: греческие мифы в пересказе Шваба. Несмотря на некоторые слабости, они выказывают конгениальные черты в описании мира древних героев. Швабу удается проникнуть в чистую, кристально-неподвижную глубину его пространства, в коем совершаются духовные зачатия и рождения до и вне истории. Исток предваряет начало.

Накануне, читая второй том, дошел до места, где Агамемнон сравнивается с Одиссеем. Там написано, что пастырь народов возвышался над всеми стоя, а Одиссей — сидя.

Едва уснув, был разбужен шумом энергичного обстрела. Перпетуя встала и одела малыша, пока я, стоя у окна в ночном халате, наблюдал за спектаклем. Гудели бесчисленные моторы, а в небе вспыхивали взрывы — мелкие, как искры, разбрызгиваемые в кузнице раскаленной сталью. Следом, по ту сторону болота, у Андертена, взметнулось красное пламя. Вскоре раздался долгий резкий свист, и все внимание, весь ужас окружающего пространства, казалось, устремились к красной стреле, падавшей с неба на землю. Я отошел от окна и сразу же ощутил удар пламени, потрясший дом до основания. Мы поспешили вниз, чтобы выбежать в сад, но дверь оказалась запертой — ее прижало воздушной волной, причем дверные стекла грудой осколков лежали на лестничной площадке. Но выход на луг был еще свободен. Через него, осыпаемые осколками, которые с шипением прорывали листву, мы вывели детей. Спустились в бункер, пережидая, когда закончится обстрел.

На поле, посредине между Кирххорстом и Штелле, упал фугас; больше всего пострадала усадьба Корсов и далеко вокруг сорвало крыши. По всему дому от подвала до чердака проходит трещина; лестница провалилась, в нескольких местах повреждена крыша.

Среди почты письмо от Рут Шпейдель; она пишет, что генерал арестован. В его лице схвачен последний участник исторического совещания в Ла-Рош-Гюйоне, все же остальные мертвы.

Кирххорст, 4 октября 1944

Под палящими лучами осеннего солнца, окруженный порхающими адмиралами, срезаю кусты помидоров. Нож мягко врезается в сочные стебли; руки пропитаны терпким запахом. Во время мытья с них стекает вода темно-зеленого цвета.

Поиск шампиньонов на пастбищах: издалека устремляешься к их сияющим белизной группкам. Самые красивые похожи на яйца правильной и совершенной формы, но хороши и те, у которых сквозь прорванную кожицу виднеется мякоть пластинок, прочерченных розовыми прожилками и тонко благоухающих анисом. Всей ладонью хватаешь их за ножку, как за язык колокола, и мягко тянешь вверх, ощущая пальцами холодок крепкой восковой оболочки.

Потом привожу в порядок свои охотничьи тетради. Сегодня записал места, где нашел Dromius meridionalis, — в основном под сводами каштанов на парижских кладбищах, например в Батиньоле, вблизи могилы Верлена. Некоторых из них я нашел под корой больших платанов, растущих вдоль берега Сены неподалеку от моста Пюто. Из превосходного сочинения Жанеля я вычитал, что этот вид распространен исключительно вдоль Атлантического побережья; наряду с Великобританией и Ирландией в качестве мест его обитания приводятся также Азорские острова, С. — Мигель и Терсейра. Действительно, один из экземпляров подписан: «Ponta Delgada, São Miguel, 26.10.1936». Он грел на солнышке свой голубой панцирь, сидя на серебристо-серой коре поваленного лаврового дерева. Что же, в своем огромном охотничьем пространстве от Нордкапа до оазисов Сахары и от островов Желтого моря до Гесперид я разбираюсь неплохо. И все еще надеюсь, что, несмотря на неблагоприятные времена, мне удастся совершить не одну чудесную прогулку по окрестностям.