Изгои. Роман о беглых олигархах - [13]

– Еще не произошло, но может произойти, – собеседник прикурил от закончившейся сигареты новую. – Этот московский гость приехал за моей головой. Понимаете? Исключительно и только за моей, больше его ничего не интересует! Именно так он мне и заявил во время нашей встречи.

Брови Любителя Сигар поползли вверх и остановились почти у корней волос.

– Вы согласились с ним встретиться?

– Какое там… Официально вызвал Скотланд-Ярд, а такие вызовы не принято игнорировать. Ничего не объяснили заранее, а когда я увидел это, простите за фигуру речи, мурло из Генпрокуратуры, то было поздно поворачивать оглобли. Беседа велась в присутствии наблюдателя от полиции и моего адвоката-англичанина, но все равно это до боли напомнило допрос в камере где-нибудь под Воркутой.

– Доводилось бывать? – оживился Любитель Сигар.

– Бог миловал, – собеседник поежился. – Бывать не бывал, но это один из моих ночных кошмаров. Вот интересно, даже здесь в сновидениях, этой материи непознанного, и то есть преемственность и очередность. Один навязчивый кошмар сменил другой. В детстве мне часто снилось, что я выпал из окна и лечу к земле, с ужасом ожидая столкновения. А потом вот этот допрос начал сниться…

– Чем все закончилось?

– Как видите, ничем, – собеседник, курящий сигареты, делано рассмеялся, – ведь я перед вами. Адвокат не зря получает свои деньги. Когда ему не нравился вопрос, он заявлял протест. Всего этих протестов было, кажется, столько же, сколько вопросов московского визитера, так что тому приходилось постоянно менять формулировки, а это кого хочешь собьет с толку.

– Сбило?

Курильщик сигарет махнул рукой:

– Куда он денется. Всегда плохо быть в меньшинстве, вот он и проиграл. У него так и не получилось хоть что-то узнать. А в самом конце я унизил его и даже, кажется, перегнул палку.

– Что же вы сказали? Или… сделали?

– Намекаете, что я на радостях мог бы снять штаны и показать ему задницу? Да нет, до этого, разумеется, не дошло. Я просто сказал, что, по моему разумению, все в высшей степени приличные люди обитают только в Лондоне. Немцы со своей туповатой прямолинейностью, французские фамилии с частичкой «де», смешавшие свою кровь крестоносцев с кровью еврейских банкиров, народившийся новый русский, дикий и безграмотный, пропахший водкой и порохом былых разборок истеблишмент – все это варвары. В том числе и он, милейший следователь Генпрокуратуры. Говоря это, я хотел спровоцировать его, вызвать неконтролируемую ярость с его стороны. Я так ненавидел этого мерзавца (ведь у меня были на то причины, не так ли?), что унизил его прямо там, перед своим английским адвокатом и представителем полиции. Я сказал, что лишь англичанин, меланхоличный, замкнутый, равнодушно-гордый, в своем замке в сумерках сидящий на том же самом месте и в том же самом кресле у очага, в котором до него столетиями сидели его предки, – лишь такой человек по праву, недоступному пониманию толпы, и есть истинный патриций, хозяин мира, что бы они там ни кричали со своих плебейских трибун о возвышении и возрождении России.

– Какая мерзость, – задумчиво произнес Любитель Сигар. – Уверен, что на лице вашего адвоката пусть не застыло, но точно мелькнуло презрение. Предателей не любит даже тот, кто платит им за предательство, но ход верный. Я даже боюсь предположить, что было дальше.

– Он бросился на меня! Я разделяю полностью все ваши слова насчет предательства и спешу вас заверить, что на самом деле я так никогда не думал. Но провокация удалась. Он не сдержался. Для него мой наглый пассаж стал последней каплей. Он кинулся на меня с кулаками, и в результате я из кандидата на получение политического убежища в мгновение ока стал гражданином. А нервный следователь Генпрокуратуры сейчас изолирован в русском посольстве и ожидает депортации. Каково?!

– Лихо. От меня-то они вроде как давным-давно отвязались. Российских активов в прямом управлении у меня не осталось, а те, что есть, – это мелочь по сравнению с тем, что у меня здесь. Поздравляю с гражданством, отрадная новость. Надо бы ее того… по русскому обычаю обмыть. Вы не против?

– Да я и сам хотел предложить. Тем более, сегодня прохладно для прогулки, а у меня есть новая история.

* * *

В «Гордон Рамзай» на Брук-стрит они облюбовали угловой столик и спросили коньяку. Под коньяк закусывали бараньей ногой и хемпширским пудингом. Ели много, по-русски, пили тоже немало, настроение обоих поднималось и вскоре достигло того духовного максимума, при котором широкая русская душа становится обычно безгранично доверчива и жаждет откровенности и понимания. И, несмотря на всю серьезность этих людей, один из которых был откровенным бандитом, а второй хоть и не был связан сейчас с криминалом столь явным образом, но в биографии его сплошь и рядом имелись эпизоды, по которым не то что в Воркуту, на электрический стул посадить будет недостаточной мерой, – оба выглядели сейчас милейшими симпатягами. Их странное увлечение при некотором размышлении не должно казаться таковым: духовность, эта национальная черта русских людей, до чрезвычайности обостряется именно в эмиграции и зачастую обретает формы немыслимые! Истоки творчества всегда таинственны, и даже их обладатель зачастую не в силах ответить на вопрос, откуда что берется. Порой бывает так, что образы, созданные художником… Впрочем, не все сразу.