Изгнание из ада - [26]

Он так старался, что беспрестанно вызывал скандалы. Ведь он искренне верил, что в его собственных интересах как можно точнее соответствовать идеальному образцу, который ему ставили в пример, а потому отчаянно силился быть маленьким взрослым. Маленьким равным среди равных. Иными словами, не шуметь, не бушевать. Не выказывать эмоций, в первую очередь недовольства. Взрослые нервничали по-взрослому, до этого он пока не дорос. Ходить надо проворно, однако размеренным шагом или, смотря по обстоятельствам, сидеть спокойно, не привлекая внимания. Демонстрировать полезные, то бишь ценимые взрослыми, таланты, например сидеть тихонечко и считать про себя, а не орать «Я пират!», нахлобучив на голову самодельный кивер из газеты. Миру нужны спокойные, скромные деловые люди, а не горластые пираты, которые всех нервируют. И вообще: «Австрия не имеет выхода к морю!» (отец). Все ясно. А главное (и в этом явно заключался подвох маленького взрослого существования), отвечать на все вопросы громко, отчетливо и открыто. Этот пункт — западня, и по наивности он все время в нее попадал.

Спокойная повадка Виктора — в самом деле, этакий взрослый в миниатюре! — вводила в заблуждение, и его наивные фразы постоянно воспринимались как осознанные провокации и соответственно сеяли переполох.

Что до арифметики, то к ней Виктор относился с интересом и делал успехи, но, когда в конце первого школьного года оказался не в состоянии прочесть простое коротенькое предложение из книги для чтения, учитель не выдержал. О чем Виктор думает? Что с ним такое? Почему это он не желает выполнять минимальные требования к овладению чтением? Он же не дурак. Так в чем дело? Решил поиграть на его учительских нервах? Спокойно и деловито, вполне уверенный в убедительности своего взрослого аргумента, Виктор ответил, что у него нет стимула учиться читать, поскольку мама всегда готова вечером прочесть ему вслух любую книгу, содержание которой он хочет узнать. К счастью, ему не удалось изложить расчеты, согласно коим выходило, что если взять за основу среднее арифметическое от средней ожидаемой продолжительности жизни, возраста, достигнутого сейчас дедом и бабушкой, и срока, прожитого покойными прадедом и прабабушкой, то мама его предположительно проживет еще пятьдесят восемь лет, а значит… Маму вызвали в школу, правда, не затем, чтобы рекомендовать ей воспитывать Виктора в большей самостоятельности и не читать ему вслух все подряд, нет, учитывая его «самоуверенные, взрослые манеры», ей настоятельно посоветовали отучить его от дерзостей и провокационных замашек.

Или такой эпизод: Виктор с дедушкой в кофейне, после уроков. Он вел себя молодцом, по-взрослому, долго сидел рядом, спокойно, так что слишком просторная, купленная «на вырост» одежда казалась сшитой по мерке и более-менее элегантной, по крайней мере пока он не шевелился, и вот на вопрос деда, не хочет ли он что-нибудь еще, Виктор против ожидания ответил не «нет, спасибо», а, как впоследствии выразился дед, «ни с того ни с сего» брякнул: «Да, еще малинового соку, пожалуйста!»

— Викки, золотко мое! Если одна порция содовой с малиновым соком стоит четыре шиллинга, то сколько стоят две порции?

— Восемь шиллингов! — мгновенно подсчитал Виктор.

— Браво, Викки! Золотко мое, ты станешь новым Эйнштейном! А теперь послушай меня, Эйнштейн! Сегодня мне предстоит посетить еще три кофейни. Коли я в каждой стану покупать тебе две содовые с малиной, во сколько это обойдется? Да прибавь две порции в этой кофейне. А потом помножь на тридцать, это за месяц, и вычти результат из моего месячного жалованья. А теперь скажи, стоит ли мне в таком случае вообще ходить на работу.

— Еще что-нибудь? Содовую с малиной для молодого человека?

Дед с ободряющей улыбкой посмотрел на Виктора.

— Нет, спасибо.

Если бы тем все и кончилось. Увы! Дедушка рассказал эту историю бабушке («Ты только представь себе, Долли!»), а бабушка («Откуда у ребенка такие запросы?») рассказала ее Викторовой маме, и мама возмущенно спросила, о чем только Виктор думает.

— Ты что, решил испортить себе зубы? Восемь содовых с малиной! Когда ты, наконец, повзрослеешь?

Виктор уже ни на что не мог положиться, даже на обаяние детских недоразумений. Фраза вроде «Моя мама — барышня» еще совсем недавно вызывала у мамы растроганно-оживленный смешок, теперь же она бросала на него нервозный взгляд, качала головой и говорила: «Ох, Виктор, ты сам не знаешь, что говоришь. Помолчи, не выставляй себя на посмешище!» Вероятно, она хотела сказать, что он выставляет на посмешище ее, маму, которая звалась Марией, была барышней и имела сына. Она устроилась на работу в «Эспрессо-реаль», официанткой. Каждый вечер после школьного дня между половиной шестого и шестью дедушка приводил Виктора туда, прямо-таки вталкивал его в стеклянную дверь кафе и чуть не бегом спешил прочь, для своих лет он был по-прежнему «легок на ногу». Больше всего на свете дедушка презирал две вещи: во-первых, австрийский футбол после ХКА и австрийской суперкоманды[5], а во-вторых, эспрессо. Что при существующих кофейнях кто-то ходит в эспрессо, было для него столь же непостижимо, как и то, что люди, помнящие футбольного гения Зинделара, готовы выложить восемьдесят шиллингов, чтобы посмотреть на пратерском стадионе игру «нынешних неумех», это позорище, хуже которого может быть только одно — работа в эспрессо. Что его сын «ни с того ни с сего» — для деда практически все случалось исключительно «ни с того ни с сего», таков был его жизненный опыт — оставил мать «золотка», сперва, вероятно, потрясло его и показалось непонятным, но, когда мать Виктора вскоре после этого устроилась на работу в эспрессо, ему все стало ясно. Эта женщина с красивыми длинными ногами и обаятельной улыбкой сумела благодаря замужеству попасть в семью Абраванель — однако ж она не Абраванель и никогда таковою не станет. Ведь у истинных Абраванелей эспрессо вызывают одну-единственную реакцию — держаться от них подальше.