Избранный - [9]
— Проваливайте, — кричал Норман. — По какому праву вы ломитесь ко мне в комнату?
— Откройте, — спокойно отвечал доктор. — Нам всего лишь нужно с вами поговорить. Вы же не хотите, чтобы мы выбили дверь, правда? Будьте хорошим мальчиком.
От этого слова — «мальчик» — у рабби Цвека навернулись слезы. Он взрослый человек, его сын, а взрослого человека называют «мальчиком», только если презирают.
— Он ведь не сумасшедший, правда, мой сын? — шепотом спросил он у мистера Ангуса.
Тот сжал его руку.
— Так будет лучше для него. Я вам клянусь. Всего несколько недель, и его отпустят. И всё закончится, — сказал он, удержавшись, чтобы не добавить «до следующего раза».
Ему довелось повидать немало таких пациентов. Он успокаивал потрясенных родителей, плачущих жен и детей. Стоя на пороге и утешая их сладкой ложью, он искренне старался замаскировать неприглядные подробности того, как именно увозили их близких. Если те ехали по доброй воле, было чуть легче. А вот если упирались, как этот, то хоть кричи караул. Тяжело было даже не столько самому пациенту, сколько тем, кто с мукой наблюдал за ним.
— Когда его осмотрят доктора, — сказал мистер Ангус, — я с ним поговорю. Я сделаю всё, что в моих силах.
Рабби Цвека переполняли вопросы. Как они заставят его идти? Неужели наденут смирительную рубашку? Будет ли у двери дежурить полисмен? Пришлют ли за ним белую карету скорой помощи? Куда его отвезут? Что, если там полно сумасшедших, да не таких, как его сын, который скоро поправится, а настоящих мешуге? Но задать их он не отважился. Отказывался признавать правду. Но она кричала на него из-за двери. Гулкий пинок, фраза «Если вы не откроете, мы вынуждены будем вызвать полицию».
— Скажите им, чтобы уходили, — взмолился рабби Цвек. — Или пустите, я с ним поговорю.
Он привстал, собираясь идти к Норману. Сын никогда его не простит. Рабби Цвек сел на место, закрыл лицо руками, принялся раскачиваться из стороны в сторону, молясь и плача, и постепенно его охватило нечто вроде покоя. Вдруг он услышал, что дверь Нормана отворилась, и снова заплакал — из-за капитуляции сына. Доктора зашли в комнату и закрыли за собой дверь.
— Ему уже лучше, он скоро поправится, — сказал он мистеру Ангусу. — Они его припугнули, и ему лучше. Нужно было всего лишь его проучить. А теперь уходите, все.
Но в этом запоздалом алиби не было толку: его сын во всём сознался. Рабби Цвек почувствовал, что мистер Ангус выпустил его руку, и понял, что остался на кухне один.
О том, что сейчас творится в комнате Нормана, ему не хотелось думать. Он даже не понимал, что сам приложил к этому руку. Он сознавал лишь, что на улице моросит нескончаемый мелкий дождь. Он услышал, как двое мужчин прошли по коридору и вышли из квартиры. И обрадовался, что они не заглянули на кухню попрощаться с ним. Надеюсь, они захватили зонтики, подумал он. Из комнаты Нормана слышалось бормотание, рабби Цвек вспомнил, как похожее бормотание доносилось от смертного одра жены, и почувствовал, что его ждет еще одна такая же трагедия.
— Папа, — крикнул из комнаты Норман с отчаянием и мольбой, как маленький мальчик.
В крике слышалась просьба о помощи и защите. В крике сквозила физическая боль, и рабби Цвек немедленно откликнулся. Что бы ни случилось с сыном, он поцелует его, и всё тут же пройдет, он расскажет ему сказку, чтобы отвлечь его мысли от боли. Он поспешил в комнату Нормана. Мистер Ангус сидел на кровати и беспомощно смотрел на Нормана.
— Папа, — взмолился Норман, едва отец вошел, — скажи этому человеку, чтобы он уходил. Заявились какие-то люди, незнакомые, зашли ко мне в комнату, хотят меня забрать. Я ничего не сделал, папа, скажи им, что я здоров. Не дай им меня забрать.
В дверь позвонили, и мистер Ангус проворно пошел открывать.
— Они приехали за мной, — сказал Норман. — Папа, папа, — умолял он, — не дай им меня увезти.
Рабби Цвек обнял его.
— Это нужно, только чтобы ты поправился, — мягко произнес он и добавил: — Я поеду с тобой. Мы поедем вместе.
— Нет, нет! — вскрикнул Норман, отпрянул от отца и потрясенно уставился на него. — Папа? — сказал он снова, словно сомневаясь в правах отца на сына. — Так… так нельзя. — Норман недоверчиво распахнул глаза. Он смотрел на отца без ненависти, без обиды, но с абсолютным и наивным неверием в то, что тот сказал. Этот взгляд рабби Цвек будет помнить до гроба.
— Идемте. — Новая фигура, очередной незнакомец, на этот раз в униформе, вошел в комнату Нормана. — Только тихо, — добавил он. — Не нужно поднимать шум.
— Посмотри на них, — говорил Норман, — они увозят меня, а ты стоишь и слова им не скажешь. Папа, — нежно продолжал он, — что с тобой? Тебе нехорошо? Может, ляжешь в постель? Хочешь, я за тобой поухаживаю?
Пока он говорил, незнакомец в униформе подошел к нему со спины и сделал знак мистеру Ангусу встать сбоку. Норман не почувствовал их перемещений.
«Пять лет повиновения» (1978) — роман английской писательницы и киносценариста Бернис Рубенс (1928–2004), автора 16 романов, номинанта и лауреата (1970) Букеровской премии. Эта книга — драматичный и одновременно ироничный рассказ о некоей мисс Джин Хоукинс, для которой момент выхода на пенсию совпал с началом экстравагантного любовного романа с собственным дневником, подаренным коллегами по бывшей работе и полностью преобразившим ее дальнейшую жизнь. Повинуясь указаниям, которые сама же записывает в дневник, героиня проходит путь преодоления одиночества, обретения мучительной боли и неведомых прежде наслаждений.
Герой романа английской писательницы Бернис Рубенс (1928–2004) Альфред Дрейфус всю жизнь скрывал, что он еврей, и достиг высот в своей области в немалой степени благодаря этому. И вот на вершине карьеры Дрейфуса — а он уже глава одной из самых престижных школ, удостоен рыцарского звания — обвиняют в детоубийстве. И все улики против него. Как и его знаменитый тезка Альфред Дрейфус (Б. Рубенс не случайно так назвала своего героя), он сто лет спустя становится жертвой антисемитизма. Обо всех этапах судебного процесса и о ходе расследования, предпринятого адвокатом, чтобы доказать невиновность Дрейфуса, нельзя читать без волнения.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.