Избранные труды - [262]
Ставя вопрос о понятии преступности, автор, как и авторы других ранее названных учебников, не может на него ответить без предварительного рассмотрения дефиниции преступления. Рассмотрение же таковой уводит Р. Квинни в обсуждение многочисленных проблем уголовного права и права вообще. Такой «путь познания» преступности типичен для теории буржуазной криминологии. Он производит впечатление попытки решения сложной арифметической задачи без знания таблицы умножения.
Рассмотрев множество точек зрения на право и правонарушения от Дюркгейма и Паунда до современных социологов (Сатерленда, Малиновского, Селлина), автор приходит к следующим релятивистским[1201] выводам: никогда не будет найден ответ на то, что такое право вообще и уголовное право в частности. Все толкования права ограничиваются целью, для которой они предприняты. Понятия уголовного права и его основного института – преступления неопределенны и относительны. Единственно, что можно сказать о преступлении, – это то, что оно несет вред государству[1202]. Преступление – понятие оценочное и иным быть не может, ибо, как пишет автор, «наши наблюдения базируются на наших собственных мысленных конструкциях, а не на сущности вне наших опытов»[1203].
Таким образом, историческую изменчивость преступности во времени и пространстве, которую марксистская криминология считает конститутивным признаком преступности, буржуазные криминологи делают основанием для релятивистского заключения об относительности понятия преступности, о невозможности сформулировать его. Вместо научного понятия преступности буржуазными криминологами предлагаются «операциональные» дефиниции, зависящие от воззрений авторов и целей исследования.
Внеисторизм концепции преступности виден и в том, что преступность признается явлением вечным, имманентно присущим всякому человеческому обществу. Вслед за Дюркгеймом буржуазные криминологи утверждают, что преступность представляет собой необходимый результат групповой динамики.
В условиях научно-технической революции она с неизбежностью оживляется за счет интенсификации процессов автоматизации на производстве и на дорогах, миграции, невротизма и урбанизации. Некоторые криминологи допускают в перспективе лишь частичное сокращение корыстных преступлений в «обществе изобилия» и так называемой преступности неадаптированности[1204] (вследствие нищеты и безграмотности), а также некоторых агрессивных преступлений вследствие «смягчения нравов»[1205].
С завидным единодушием отвергается классовость преступности как причиняющей вред интересам господствующих классов[1206] и как явления классового общества. Главными аргументами против классовой природы преступности выступают два следующих положения: преступность и наказания, а равно правовые запреты суще ствовали в первобытнообщинном строе; в советском обществе, где нет классов, есть тем не менее преступность[1207].
Оба довода ошибочны. Первый покоится на очевидном смешении неправовых социальных норм, в частности норм нравственности и обычаев с правовыми нормами. Второй довод неверен потому, что и развитой социализм является классовым обществом. Уничтожены, и только внутри советского общества, а не на международной арене, лишь классовые антагонизмы. Преступность будет ликвидирована с полным устранением последних остатков классового неравенства в международном масштабе.
Социальная или биосоциальная природа преступности признается, как отмечалось, всеми буржуазными криминологами.
Однако уже по вопросу социальной вредности преступности существует разногласие. Ряд криминологов вслед за Дюркгеймом считают преступность нормальным, более того, даже прогрессивным явлением. Как без зла нет добра, так и без преступности якобы нельзя дать положительную оценку правопослушному поведению людей[1208]. Преступность дает работу системе юстиции и полиции, снижает безработицу, имеет другие «положительные следствия». Заключительное положение раздела «Будущее преступности» Р. Квинни можно считать своего рода панегириком преступности: «Преступность является столь существенной частью общества, что общество без преступности невообразимо. До тех пор, пока люди будут делать законы, преступность будет существовать, формы преступности несомненно также будут изменяться по мере того, как будут изменяться человеческие ценности. Но до тех пор, пока люди будут ценить и оберегать, прощать и осуждать, на поступки всегда будет вешаться ярлык преступности. И до тех пор, пока общество включает как одну из своих взлелеянных ценностей особое мерило индивидуальной свободы, до тех пор там будет нарушаться закон. Обществом без преступности может быть только общество, которое находится в неизменном статичном состоянии, или общество, в котором люди перестанут оценивать и домогаться, наконец, общество более тоталитарное в контроле, чем можно себе вообразить»[1209].
Привести столь пространную цитату понадобилось потому, что в ней предельно сконцентрированы основные методологические и теоретические пороки концепции преступности в буржуазной криминологии. Внеклассовый и внеисторический подходы приводят к оценке преступности как феномена некоего абстрактного «человеческого общества». Между тем человечество имело доклассовое общество, где не было преступлений, государства и права. Ныне мир разделен на капиталистическую и социалистическую системы. Термин «человеческое общество» в условиях классово антагонистических противоречий разных социальных формаций годится для сопоставления земной и внеземной цивилизаций или для противопоставления человеческого общества животному миру или неживой природе, но не для анализа преступности и ее причин.
