Избранные труды - [192]

Уголовно-правовая реформа в целом опиралась на криминологические показатели преступности, изменения в ее структуре и динамике, на криминологический прогноз. Так, приоритетность интересов личности, предписанная Конституцией РФ 1993 г., и резко возросшая насильственно-вооруженная преступность обусловили изменение системы разделов и глав Особенной части Кодекса. На первое место был поставлен раздел о преступлениях против личности. Во всех без исключения нормах о преступлениях, сопряженных с причинением вреда жизни и здоровью личности, этот вред сконструирован как квалифицирующий признак составов с соответствующим усилением наказаний. Обстоятельно регламентирована глава о преступлениях против общественной безопасности с суровыми санкциями за терроризм, лишение свободы, незаконный оборот оружия, криминальный наркотизм. В связи с ростом организованной преступности подробно сформулированы в Общей части четыре вида преступных групп: группы без предварительного сговора, с предварительным сговором, организованные группы и преступное сообщество (преступная организация). Само создание преступного сообщества наказывается до пятнадцати лет лишения свободы (ст. 210 УК).

«Окорыстливание» современной преступности (более 2/3 всех преступлений совершается с корыстной целью), ее коррупционная направленность обусловили появление двух новых глав УК – гл. 22 «Преступления в сфере экономической деятельности» и гл. 23 «Преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях», – состоящих на 4/5 из совершенно новых норм, что объясняется попыткой бороться с капитализацией экономики криминального происхождения.

Казалось бы, сделано все возможное для противостояния экономической преступности. Однако семилетний период применения УК показал весьма низкую эффективность норм об экономических преступлениях. Две взаимосвязанные цели – пресечение поползновений криминального рынка и обеспечение законной деятельности коммерческих структур – не достигнуты. Элитно-властная и бизнес-элитная преступность торжествует, нанося наиболее тяжелый урон экономике России и отрицательно воздействуя на правовую психологию населения.

На вопрос о том, почему так происходит, поможет ответить анализ критериев неэффективности (эффективности) уголовно-правовых норм. Основных критериев три: уровень применяемости норм к реальной преступности, объем и характер правоприменительных ошибок, стабильность закона. При этом правильность оценок зависит от раздельного учета недостатков в действиях законодателя и правоприменителя. Ввиду их взаимосвязанности, ибо закон живет в его применении, вопросы корректнее ставить так: кто более повинен в низкой эффективности норм – законодатель или правоприменитель; почему закон не применяется к реальным и немалым по количеству преступлениям – из-за дефектов его конструкции или по вине (исключительно либо преимущественно) судебно-следственной практики?

По неэффективности первенствуют нормы о предпринимательских преступлениях. Кто же больше виноват в том, что из 32 норм о преступлениях в сфере экономической деятельности 95 % приходится на одну норму – ст. 200 об обмане покупателей[903]? Судебные дела, к примеру, о «банкротских» преступлениях (неправомерные действия при банкротстве, преднамеренное банкротство, фиктивное банкротство) исчисляются единицами. В частности, в Самарской области, по информации ее прокурора, за пять лет их было всего три. С уверенностью могу сказать, что научных публикаций о банкротстве намного больше, чем уголовных дел о нем. И это при том, что незаконное так называемое обанкрочивание приобрело характер массового преступного явления, в основе которого лежит новый передел собственности. Кто в данном и подобных ему случаях непри менения норм о предпринимательских преступлениях повинен – законодатель или правоприменитель? Считаю, что первый, и не столько авторы уголовного закона, сколько авторы законов о банкротстве.

Главный криминообразующий признак экономических преступлений (как, впрочем, и многих иных деяний) – ущерб – в УК РФ четко не прописан. Отсюда судебное и доктринальное толкования неоправданно вариантны.[904]

При криминализации «рыночных» преступлений законодатель не в полной мере следовал правилу разграничения преступлений и непреступных правонарушений. Если то или иное менее тяжкое преступление имеет относительно массовый характер, было бы необоснованным социально-криминологически объявлять его уголовно наказуемым. Нормы изначально окажутся «мертвыми». И как ни парадоксально, это хорошо, что они не будут применяться. В противном случае при неотвратимом их применении, согласно принципу законности, сотни тысяч граждан рисковали бы оказаться судимыми. Для пресечения таких правонарушений вполне достаточно предписаний и запретов других отраслей права – гражданского, административного, трудового и пр. А тем более ныне, когда восстанавливается известная в России с позапрошлого века система мировых судов, в компетенцию которых входит и рассмотрение дел о менее тяжких преступлениях.

Помимо декриминализации ряда мелких преступлений экономической направленности есть и другой способ «оживления» неработающих уголовно-правовых норм – установление судебной преюдиции. УК знает подобные нормы, например, ч. 2 ст. 169 наказуемость воспрепятствования законной предпринимательской деятельности ставит в зависимость от предшествующего нарушения вступившего в силу судебного акта. Судебная преюдиция может быть гражданской, административной, трудовой. Помощь практике в разграничении преступлений и проступков в данном случае очевидна.