Избранные стихотворения - [17]

Шрифт
Интервал

Врагу, который мог меня убить.
Он подбегал, размахивая саблей,
Я выстрелил навскидку и попал.
Тогда он мне в лицо расхохотался
И поцелуй по воздуху послал.

Перевод М. Калинина

xxxviii

Средь городов, лесов, полей
От Божьего диспетчера
Получит множество людей
Пожертвованье вечера.
Они получат сладкий сон,
Трудами утомленные,
И им куда дороже он,
Чем утро оживленное.
Но счастлив тот, кто навсегда
В ночь вечную провалится,
Где в небе ни одна звезда
Во мраке не появится.

Перевод Г. Бена

xxxiv

Я выбрал мирную судьбу,
Как только грянул бой.
Мои товарищи — в гробу,
А я — пока живой.
Присягу преступив свою,
Бежал я — и забыт.
Но помнят их в родном краю,
И не грозит им стыд.

Перевод Г. Бена

xl

Не имя, а номер призвали,
Послали вновь
В мир тьмы, немоты и печали,
Где боль и кровь.
Так годным для бойни предметом
Он стал вполне —
И дешев Короне при этом,
Но дорог мне.
Так гибнет в трясине кровавой
И гаснет знак
Полета, вершимого славой
Во прах и мрак.

Перевод С. Шоргина

xliii

Забыв о сновиденьях,
Взор устремляю ввысь.
В своих ночных владеньях
Там маяки зажглись.
Приюты постоянства!
Как ярок этот свет!
И пустота пространства
Пылает им в ответ.
Огни предупреждают —
И не спешат помочь.
Мир краха ожидает,
К утру летит сквозь ночь.

Перевод И. Поляковой-Севостьяновой

xlv

Земля и вода,
Песка полоса.
Сушить невода,
Смотреть в небеса.
Построить дворец,
Каналы пустить
И пару сердец
Зонтом начертить.
Нахлынет волна
И струи воды
Сотрут письмена,
Дворцы и следы.
Что здесь, в волоске
От пасти ночной,
На зыбком песке
Не сгинет со мной?
— Ничто. Волосок
Уже невидим.
Лишь ровный песок
Остался один.

Перевод А. Кокотова

xlvi

Бискайский залив
Моряки и сухопуты, сядем вместе на причале.
Расскажу я вам сегодня сказку о своей печали.
Видите — покатым пирсом в воду врезалась земля?
Там не раз бродил под вечер со своей печалью я.
Солнце к западу проплыло, в пламени пурпурном тая,
А в кильватере светила шла трирема золотая,
Корпус, парус и оснастка золотом слепили взгляд.
Я сказал своей печали: — Вот бы нам уплыть в закат!
Мы доверим наши судьбы огненной волне прилива.
Поплывем по следу солнца радостно и терпеливо.
За спиной оставим страны, где потемки и туман.
На крыле своем трирема нас возьмет за океан!
А трирема повернула и вонзилась в берег носом.
Капитан оперся на борт, обратясь ко мне с вопросом:
— Можешь мне помочь, бискаец, я измаялся совсем?
Я смотрел, не отрываясь, на его блестящий шлем
И молчал, а он продолжил, улыбнувшись несчастливо:
— Помоги моей печали, сын Бискайского залива…
Покачал я головою, неприступен и суров:
Кто живет у океана, тот не любит лишних слов.
Мы расстались с капитаном, — каждому свои печали.
Больше золотой триремы я не видел на причале.

Перевод М. Калинина

xlvii

К моим похоронам
О Ты, кто из горних просторов
Пустыней глухонемой
Детей своих в путь отправляешь,
А после зовешь их домой,
Кто много племен и народов
Из глины и праха слепил,
А после от света дневного
Их вечною тенью укрыл:
Мы ныне к покою и миру
Навеки нисходим во тьму.
Мы созданы были Тобою
И зову верны Твоему.

Перевод А. Кокотова

Дополнительные стихи (1939)

ii

О, когда бы мы с тобой
Были оба моряками,
Вместе плыли б мы весной
За добычею к Панаме.
О, когда бы мы с тобой
Были в армии солдаты, —
Видя, что проигран бой,
Мы ушли бы, как два брата.
Но теперь мы врозь с тобой,
Наша дружба позабыта, —
Пусть пиратствует другой
И спокойно спит убитый.

Перевод Г. Бена

iii

В Эдеме, Господом любим,
Жил счастливо Адам,
И плод познания над ним
Висел, не тронут, там.
Но как недолог счастья срок,
Адам узнал, когда
Его изгнал могучий Бог
Из рая навсегда.
Так здесь не задержусь и я —
Мне отдыхать невмочь:
В груди болит душа моя
И властно рвется прочь.

Перевод Г. Бена

iv

Даю по уговору
Не дар, а лишь заём;
Но только кредитора
Не укоряй потом.
Получит смертный то лишь.
Что смертный лишь дает.
Отсрочку ты отмолишь,
Но всё же срок придет.
Хоть смерть нас всех сильнее,
Любовь порой сильна.
Срок времени длиннее,
Но и она длинна.

Перевод Г. Бена

vi

Не спрашивай, боясь, что я отвечу.
Смолчали все, и мне ответить нечем.
Погибли сотни молча — и забыты.
Не спрашивай, боясь, что я отвечу,
Как тот был слаб, а тот — прочней гранита,
А тот был храбр — как лев, бросался в сечу,
А тот меня любил, — и все убиты.
Не спрашивай, боясь, что я отвечу.

Перевод Г. Бена

ix

Коль с ночи до прихода дня
Звонят колокола,
То сердце ноет у меня
За все мои дела.

Перевод Г. Бена

xiv

«Страна в потрясенье снова?
Умом повредился мир?
Качнулась земли основа?»
«Довольно трепать мундир».
«В народе ведутся речи,
Чтоб дрогнувший небосвод
Всем миром принять на плечи?»
«Тебе — отдохнуть черед».
«Мы наголову разбиты?
Захватчики нас теснят?
Но мы с ними будем квиты!»
«Оставь петушиться, брат».
Нечистый в безумном танце
Служивого закружил.
И пряжки звенят на ранце
Над холмиками могил.

Перевод М. Калинина

xv

Тому уж минуло пять лет.
Твердил я: «Бед страшнее нет.
Пора мне путь закончить свой».
Беда пришла. А я — живой.
Я не боюсь. И в этот раз
Не грянул мой урочный час.
Я все страданья соберу, —
Но лишь от старости умру.
Укрыв пустою синевой
Бездушный мир, где бед — с лихвой,
Творила Господа рука
Мощь и надежность на века.
Удар — и раскололась сталь.
Базальт прочнейший пылью стал.
Алмаз застыл в сияньи… Вдруг —
Сто тысяч искр летят вокруг.

Еще от автора Альфред Эдвард Хаусман
Стихи из книги «Шропширский парень»

В рубрике «Из классики ХХ века» — Альфред Эдвард Хаусман (1859–1936), один из самых любимых, известных и обаятельных поэтов Великобритании.


Рекомендуем почитать
Больше чем фантаст

Предисловие к книге Т. Старджон. Избранное в 2-х тт.



Данте — путешественник по загробью

«„Герой“ „Божественной Комедии“ – сам Данте. Однако в несчетных книгах, написанных об этой эпопее Средневековья, именно о ее главном герое обычно и не говорится. То есть о Данте Алигьери сказано очень много, но – как об авторе, как о поэте, о политическом деятеле, о человеке, жившем там-то и тогда-то, а не как о герое поэмы. Между тем в „Божественной Комедии“ Данте – то же, что Ахилл в „Илиаде“, что Эней в „Энеиде“, что Вертер в „Страданиях“, что Евгений в „Онегине“, что „я“ в „Подростке“. Есть ли в Ахилле Гомер, мы не знаем; в Энее явно проступает и сам Вергилий; Вертер – часть Гете, как Евгений Онегин – часть Пушкина; а „подросток“, хотя в повести он – „я“ (как в „Божественной Комедии“ Данте тоже – „я“), – лишь в малой степени Достоевский.


Книга, человек и анекдот (С. В. Жуковский)

«Много писалось о том, как живут в эмиграции бывшие русские сановники, офицеры, общественные деятели, артисты, художники и писатели, но обходилась молчанием небольшая, правда, семья бывших русских дипломатов.За весьма редким исключением обставлены они материально не только не плохо, а, подчас, и совсем хорошо. Но в данном случае не на это желательно обратить внимание, а на то, что дипломаты наши, так же как и до революции, живут замкнуто, не интересуются ничем русским и предпочитают общество иностранцев – своим соотечественникам…».


За стеной: тайны «Песни льда и огня» Джорджа Р. Р. Мартина

Как превратить многотомную сагу в графический роман? Почему добро и зло в «Песне льда и огня» так часто меняются местами?Какова роль приквелов в событийных поворотах саги и зачем Мартин создал Дунка и Эгга?Откуда «произошел» Тирион Ланнистер и другие герои «Песни»?На эти и многие другие вопросы отвечают знаменитые писатели и критики, горячие поклонники знаменитой саги – Р. А. САЛЬВАТОРЕ, ДЭНИЕЛ АБРАХАМ, МАЙК КОУЛ, КЭРОЛАЙН СПЕКТОР, – чьи голоса собрал под одной обложкой ДЖЕЙМС ЛАУДЕР, известный редактор и составитель сборников фантастики и фэнтези.


Гончаров

«Одно из литературных мнений Чехова выражено в таких словах: „Между прочим, читаю Гончарова и удивляюсь. Удивляюсь себе: за что я до сих пор считал Гончарова первоклассным писателем? Его Обломов совсем не важная штука. Сам Илья Ильич, утрированная фигура, не так уже крупен, чтобы из-за него стоило писать целую книгу. Обрюзглый лентяи, каких много, натура не сложная, дюжинная, мелкая; возводить сию персону в общественный тип – это дань не по чину. Я спрашиваю себя: если бы Обломов не был лентяем, то чем бы он был? И отвечаю: ничем.