Я, посрамленный, отступивший вспять...
Услышь,
Услышь меня средь этой немоты,
О гордый мой народ, умеющий страдать!
2
Да будет свет! Но страшен свет.
Да будет тьма! - зову, рыдая.
И не могу уже закрыть глаза я,
Как закрывал в молитве дед.
Я отвести не в силах взгляд —
Под топором наш лес, наш сад.
И танец смерти — листья на кругу.
Нет, не могу.
Лишь ночь смежает
Веки тьмой.
Свет обнажает
Ужас мой.
Себя немыми словами жгу.
Больше я не могу,
Больше я не могу.
Света глумленье, злодейства свет!
Блеск топора и сверканье бритвы.
Вечный пожар завершает расцвет.
О, сколь обилен безжалостный свет!
Гаснут слова молитвы.
3
Не то. Еще не то. Слова теснятся.
И лики гонятся. Нет мочи.
И гордое молчанье никнет к ночи —
Над днями сумерки глумятся.
Сдалось молчанье. Снова — к мертвецам.
"Великий Боже!.." Тишина в ответ.
Чей шепот там? "Иди"? Или "Дороги нет"?
Молчанье жжет, и муке нет конца.
Я не могу молчать. И не могу кричать!
О, погасите свет, иль зренье погасите!
И вновь рыдаю: Тьму зажгите!
Нево или Эйвал[32]? Как знать?
Эйвал, Нево — но кто рассудит?
И как назвать это молчанье-крик?
Так ураган немеет, замерев на миг,
Так воет ураган, который будет.
4
Един Господь, и нет другого!
То не молитву я вознес:
Нет, это тьма завыла снова,
И древний злобствует хаос.
Ужель на казнь идем толпой,
От старцев и до малых сих?
Ужели то Отец слепой
Готов заклать детей своих?
Ужель народ падет, как плод,
Что зрел с начала бытия?
Так встану, выступлю вперед
И закричу:
Будь проклят, Судия!
Да, плакал праотец, готовясь со смиреньем
Твоей жестокой воле услужить.
Я ж отрекусь!
Презрю Твои веленья
И возглашу упрямо:
ЖИТЬ!
Перевод А. Гинзаи