Избранные сочинения. Том 1 - [46]

испытывает удовольствие и стремление к ней, как это можно видеть

у больного, который, слыша от врача, что то или другое лекарство

хорошо для его болезни, тотчас стремится к нему.

Желание происходит также из опыта, как это можно видеть из

поведения врача, который, находя несколько раз известное лекарство

хорошим, привыкает считать его безошибочным средством.

Все, что мы сказали об этих страстях, можно сказать и о всех

других, как это ясно для всякого. А так как мы в дальнейшем будем

рассматривать, каковы те страсти, которые для нас разумны, и каковы

те, которые неразумны, то остановимся здесь и ничего более не

скажем о них.

На этом мы покончили со страстями, происходящими из мнения.

ГЛАВА IV

О ТОМ, ЧТО ВЫТЕКАЕТ ИЗ ВЕРЫ,

И О ДОБРЕ И ЗЛЕ У ЧЕЛОВЕКА

Показав в предыдущей главе, как страсти происходят из

ошибочных мнений, мы рассмотрим здесь действия

__________________

* [Первое определение лучшее, так как после наслаждения вещью

желание прекращается; тогда как форма, в которой мы стараемся

удержать вещь, — не желание, но боязнь потерять любимую вещь.]

117

 

двух других родов познания, а именно сначала того рода, который мы

назвали истинной верой *.

Последняя, правда, показывает нам, чем должна быть вещь, а не

то, что она есть на самом деле. Вот почему она никогда не может

соединить нас с вещью, принятой на веру. Таким образом, я говорю,

что она учит нас лишь тому, каковой вещь должна быть, а не какова

она есть, а между тем и другим — большая разница. Ибо, как мы

сказали в нашем примере тройного правила, если кто-либо может

найти путем пропорции четвертое число, которое так относится к

третьему, как второе к первому, то он может сказать (пользуясь

делением и умножением), что эти четыре числа должны быть

пропорциональны. Хотя это верно, но он говорит об этом, как о вещи,

лежащей вне его. Но если он приступит к рассмотрению

пропорциональности так, как мы объяснили в четвертом примере, то

он будет говорить, что вещь такова на самом деле, потому что тогда

она будет находиться в нем, а не вне его. Но довольно о первом.

Второе действие истинной веры в том, что она ведет нас к

истинному пониманию, через которое мы любим бога, и позволяет

нам интеллектуально видеть вещи, находящиеся не в нас, а вне нас.

Третье действие то, что она дает нам познание о добре и зле и

показывает нам все страсти, подлежащие уничтожению. А так как мы

уже сказали, что страсти, происходящие из мнения, подвергают нас

большому вреду, то стоит труда рассмотреть, как они просеиваются

этим вторым познанием, чтобы видеть, что в них хорошо и что

дурно.

__________________

* [Вера есть твердое убеждение при помощи оснований, благодаря

которым я убежден в своем разуме, что вещь действительно и точно так

же вне моего разума такова же, как я убежден в том в моем разуме. Я

говорю: «твердое убеждение при помощи оснований», чтобы отличить

веру как от мнения, которое всегда сомнительно и подвержено

заблуждению, так и от знания, которое состоит не в убеждении путем

доказательств, но в непосредственном соединении с самой вещью. Я

говорю, что вещь «действительно и точно так же вне моего разума

такова»; «действительно», потому что доказательства при этом не могут

меня обмануть, так как иначе они не отличались бы от мнения. «Точно

так же», ибо вера может лишь показать мне, чем должна быть вещь, а не

то, что она на самом деле есть, так как иначе она не отличалась бы от

знания. «Вне», так как она позволяет нам разумно наслаждаться не тем,

что в нас, а тем, что вне нас]

118

 

Чтобы сделать это надлежащим образом, рассмотрим ближе, так

же как раньше, чтобы узнать, какие из них должны быть избраны и

какие отвергнуты. Но, прежде чем мы приступим к этому, скажем

сначала кратко, что в человеке хорошо и что дурно.

Мы уже раньше сказали, что все вещи необходимы и что в

природе нет ни добра, ни зла. Поэтому все, чего мы хотим от

человека, должно иметь силу для его рода *, который есть не что

иное, как мысленная сущность (существо). Поэтому, поскольку мы в

нашем уме составили идею о совершенном человеке, это может быть

причиной, чтобы посмотреть (если мы исследуем самих себя), не г ли

в нас какого-либо средства достигнуть такого совершенства.

Поэтому все, что способствует этому совершенству, мы будем

называть хорошим, напротив, все, что нам препятствует или жене

содействует этому, мы будем называть дурным.

Итак, если я хочу сказать что-либо о добре и зле в человеке, то

должен, говорю я, понять совершенного человека именно потому, что

если бы я рассуждал о добре и зле отдельного человека, например

Адама, то мог бы смешать действительное существо (ens reale) с

мысленным существом (сущностью — ens rationis), чего истинный

философ должен старательно избегать по причинам, которые мы

укажем впоследствии, или по другим поводам. Далее, так как

назначение Адама или иного существа известно нам лишь по его

проявлению, то из этого следует, что и то, что мы можем сказать о

назначении человека, должно быть основано на понятии

совершенного человека, находящемся в нашем уме **. Назначение

это мы, конечно, можем знать, так как дело идет о мысленной

сущности; точно так же мы можем знать его добро и зло, так как это