Избранные произведения - [45]

«Поднять можно, а через забор перебросить нельзя». И мы задумались, и отгадка вертелась на языке, словно искала выхода в ночную тьму. Капитан улыбался, не желая подсказывать. Первой, конечно, отгадала Карминдинья:

— Пух!

Все завопили хором — Карминдинья своим правильным ответом озарила непроглядную темень вокруг. Шошомбо, закрыв глаза, качался из стороны в сторону, и я, улучив момент, стукнул его по шее. Он вскочил, чуть не плача, и по ошибке набросился на Зито:

— Это ты меня ударил, гад паршивый?

— Не смей ругаться! Кто тебя научил таким словам?! Сидите тихо, а то больше не стану загадывать.

Мгновенно все замолчали. На этот раз Ндреза опередила дону Домингос.

«По полю гуляет, следа не оставляет». Снова вспыхнула молния, и стали видны моргающие глаза. Даже Карминдинья не могла отгадать: сидела серьезная, нахмуренная — я никогда ее такой не видел, — лоб прорезали морщины. Ндреза торжествующе повторила свою загадку, обращаясь теперь к капитану:

— Что ж, моряк, молчишь?

Мы хором засмеялись, радуясь, что взрослый попал в такое затруднительное положение, а Туника все настаивала:

— Ну, отец, что ж ты? Ну?

Но я один при свете новой зарницы увидел, как лукаво блестят глаза моряка: он прекрасно знал отгадку и нарочно молчал, оттягивая время. Я понял это, почувствовал благодарную радость. Он ждал, пока Ндреза нарадуется вдосталь. А она, подхлестываемая его молчанием, не унималась:

— Моряк, а не знает! Как не стыдно, сосед!..

Он вынул изо рта трубку, чтобы она не мешала смеяться — все мы были ему чужие, но любил он нас не меньше, чем родного своего Шошомбо, — и вдруг обратился ко мне:

— Казузе! Ну-ка, ответь ты, докажи сеньоре Ндрезе, что ее загадка — для грудных младенцев!

Мне стало стыдно: я не знал, что ответить, как разгадать загадку, а молчать тоже было нельзя, раз уж он обратился ко мне.

— Думай, думай, сынок! «По полю гуляет, следа не оставляет». Что это?

Все у меня в голове перемешалось. «Моряк, а не знаешь»… «Следа не оставляет»… и дружелюбный смех Абано, и его лукавые глаза. Все ждали. И вдруг — то ли в голове у меня, то ли на черном небе — сверкнуло, и я крикнул, заранее зная, что не ошибся, прочитав подтверждение своей отгадке в смеющихся глазах моряка.

— Корабль!

— Верно! Корабль! — закричали все, захлопали в ладоши, и от раскатистого смеха Бенто Абано, от одобрительного взгляда Ндрезы маленькое мое сердце наполнилось гордостью — и никаких других чувств там не осталось.

— Что я вам говорил? Даже малыш знает!

Моряк торжествовал победу и снова раскуривал трубку, но огонек спички горел не ярче, чем его глаза.

— Ну, теперь берегись! Теперь я буду загадывать! Посмотрим, кто отгадает! Кто желает попытать счастья?

— Как не стыдно? Одну отгадал, да и то не сам, а теперь хочешь на нас отыграться? Давай загадывай, не боимся!

Ндреза даже приподнялась, чтобы не проронить ни слова, уселась покрепче, стала ждать.

— Ну, слушайте внимательно! Ест-пьет, а денег не платит. Кто такой?

Все примолкли и дружно нахмурили лбы. Ветер в наступившей тишине донес из таверны обрывки восклицаний — там сидел старый Казуза, и его внучка хотела было уже идти за ним, но Ндреза усадила ее на место.

— Ест-пьет, а денег не платит…

— Никогда такой не слышала…

Даже взрослые ничего не могли придумать, а мы сидели тихо и только ждали, кто же первым отыщет разгадку и даст ответ. Капитан Абано вальяжно раскинулся в плетеном кресле, взглянул на звезды — они словно хотели прорвать плотную ткань тьмы — и медленно, смакуя каждое слово, повторил свою загадку.

Первой отважилась ответить Ндреза.

— Иностранец, да? — произнесла она робко, как будто сама знала, что ответ ее неверен, и говорила просто так, на всякий случай.

— Нет, — покачал головой Бенто и со смехом поглядел на нас. — Что я вам говорил? Женщина может отгадать только то, что раньше знала. Ну, кто додумался? Ты, Зека? Ты, Зито? Стыдно, стыдно, детки. Что ж ты молчишь, Карминдинья, умница-разумница? Выходит, вы не знаете, что тот, кто ест-пьет…

— Подсказывать нельзя, сосед!

— А я и не подсказываю! Я повторяю.

— Ест-пьет… Нет, не знаю! Сдаюсь!

Ндреза и дона Домингос засмеялись, не соглашаясь с поражением.

— Дурацкая загадка! Такой и нет! Сам придумал небось, я такой сроду не слыхивала. Говори, кто это!

— Вот так всегда! Как отгадаете, так прекрасная загадка, а как сядете в лужу, так дурацкая. Ну, слушайте внимательно. Ест-пьет, а денег не платит…

Он немного помедлил, оглядел устремленные к нему лица, сжалился над нами, широко развел руками и договорил:

— …арестант!

Мы продолжали молчать и ждать. Никто не засмеялся, ни у кого не зажглись огоньки в глазах, как бывало всегда. Мне без этих огоньков стало зябко, а от слов капитана — еще зябче. И я спросил:

— Арестант? Как это так, Абано?

— А вот так, сынок. Разве арестант не ест, не пьет?

— Ну и что с того? Мы тоже пьем и едим! — Дона Домингос рассердилась не на шутку: она не любила проигрывать и злилась, если кто-нибудь в какой-нибудь игре одерживал над ней верх.

— Пьем, едим, — передразнил ее капитан, и мы не могли удержаться от смеха, так похоже у него вышло. — Пьем, едим, да платим за то, что съедим и выпьем. А он не платит! За него государство платит.