Избранные произведения - [22]
— Даже траву макунде в кипятке заваривала, ничего не помогло!
Она смеялась, безропотно принимая то, что ей уготовано, и спокойствие Мананы постепенно передалось Лите. Но муж ей не верит, продолжала Манана, каждый день задает вопросы, осторожно выведывает, высчитывает время, когда должен родиться ребенок. А вдруг он догадается, что тогда делать?
Манана зажала ему рот рукой, Лита шутливо оттолкнул ее, они напоминали детей, играющих на пляже в песке. Оба смеялись, и он шепнул ей в маленькое ушко:
— Мы должны найти «эврику» Архимеда!
Наконец-то она снова с ним, с этим лицеистом, знающим столько непонятных слов. Манана заставила его повторить ей и другие греческие и латинские слова — она так любила их слушать. Лита просклонял во всех падежах «дева», «рыба» и «варвар», как он сам себя назвал, приладив над верхней губой карандаш и скорчив страшную гримасу.
Дождь утихал, словно устав за целый день, выглянуло предзакатное солнце, засверкали капельки влаги на листве деревьев и на паутине. Нежно касаясь губами Мананы, Лита сказал очень серьезно, что она, такая спокойная и красивая, похожа на святую, что она была зачата непорочно и что ребенок ее тоже не является плодом греха…
— И твой муж тут тоже ни при чем! — Он вдруг почувствовал гордость Каллейросов, впитанную с молоком матери и упроченную воспитанием. — Ты пресвятая дева, моя богородица, моя единственная любовь!
Она улыбнулась ему:
— Подумать только! Прямо как в катехизисе, правда?
— Да, Нанинья!.. И появился архангел Гавриил с трубой…
— Погоди-ка, погоди немного!
Она встрепенулась и повторила, глядя на удивленного Литу:
— Погоди немного, я, кажется, кое-что придумала…
На голубовато-зеленой глади бархатного моря, вблизи берега, поросшего деревьями такулы, их юные тела содрогались от веселого, задорного смеха, уже столько лет не звучавшего в этой сумрачной комнате.
Воспетая народными и псевдонародными поэтами, Ингомбота представляла в те далекие времена беспорядочное скопление деревянных домов, тростниковых хижин, жалких лачуг и двухэтажных особняков; застраивался муссек без всякого плана, как кому вздумается. И поскольку Ингомбота находилась довольно далеко от городской цивилизации, там привольно росли тамаринд и гажажа, создавая тенистые оазисы в раскаленной зноем пустыне. Жители муссека, изрядные фантазеры, говорили, что по вечерам появляются на улицах тени деревьев-колдунов. Они сочинили множество историй и легенд о том, как на маленьком кладбище вспыхивают по ночам светильники, и гиены, рыскающие повсюду, плачут и смеются в темноте у самых дверей, и потому в часы, когда свободно разгуливают злодеи колдуны, небезопасно выходить за ворота без дубинки или зонта с тяжелым набалдашником. По той же причине обитатели Ингомботы не любили долго засиживаться в гостях, хотя кому не нравится слушать старинные предания и поверья. Едва начинало темнеть и дневной зной сменялся прохладой, гости вставали из-за стола, накрытого в саду, и расходились по домам, прихватив с собой на всякий случай горящий факел, словно заранее готовились к карнавальному шествию.
Когда стемнело и на небе появились звезды, в окне одного домика в Ингомботе показалась дона Мариана. Блики неровно мерцающего пламени керосиновой лампы, стоявшей в комнате, падали на Манану так, что она казалась окруженной сверкающим нимбом; кожа ее блестела и отливала бронзой. Она походила на мадонну с полотен старых европейских мастеров. Вздыхая, Манана смотрела на небо, усеянное звездами, и рассеянно поглаживала грудь. Она сама напоминала маленькую звездочку. Ветер засвистел в листве деревьев. Пути его неисповедимы: он то уносит с собой запахи и звуки в дальние края, то, напротив, приносит их, как было теперь. До Мананы донеслось щебетание птиц в вышине, бульканье похлебки на костре, ритмы постепенно убыстряющегося танца.
В Ингомботе царила тишина, ярко сверкало над головой звездное небо. Дона Мариана Жоан Нето, стоя в одиночестве у окна, наслаждалась прохладой. Строгий супруг Марианы не разделял ее тяги к прекрасному. Сидя за столом, он упорно, точно муравей, карабкающийся вверх по стволу, изучал основные положения устава для чиновников. И так каждый вечер, час за часом, он повторял по складам слова, составлял из них фразы и с усилием запихивал их в кладовую памяти. Вдруг его голос вернул Манану к действительности. Он говорил на кимбунду с португальским акцентом, и, хотя бывший семинарист старался обращаться с женой вежливо и деликатно, в тоне его всегда слышались упрямые нотки.
— Манана! Прошу тебя, бога ради, закрой окно! Как я смогу быть здоровым отцом для наших детей, если в комнате такой сквозняк?!
Высунувшись в окно, Манана что-то пробормотала в ответ, ее охватила злость. Ну что это за человек? Как он может так жить? Вечно занят своим уставом да бумагами. Она захлопнула окно, прогнав таким образом звездную ночь, и сказала:
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.