Избранные произведения в 2 томах. Т. 2. Стихотворения 1970–1980; Проза 1966–1979 - [18]

Шрифт
Интервал

В тебе уже останется навек.
Навек…
Нас друг от друга оторвало,
Кто знает,
Для чего и почему?..
В груди осколок острого металла –
Скажи,
Привыкнуть можно ли к нему?
Не знаю,
Путь мой короток иль долог,
Не знаю,
Счастлив ли, несчастлив ты…
Болит осколок,
Так болит осколок,
Кровь снова проступает сквозь бинты.

1975

«Все делаю, что надо…»

Все делаю, что надо,
Видит бог:
Служу, творю и мельтешу по дому.
Но вдруг воспоминанье,
Как ожог,
И вот тогда –
Хоть головою в омут.
Я с наважденьем справлюсь –
Не впервой.
А нет,
Так правда –
В омут головой…

1975

«Наконец ты перестал мне сниться…»

Наконец ты перестал мне сниться –
После стольких, после стольких лет
Ликовать бы выпущенной птице,
Только что-то ликованья нет.
Сядет неуверенно на ветку –
На привычной жердочке верней…
Неужели можно даже клетку
Полюбить и тосковать о ней?

1975

ПИШИ МНЕ!

Вновь от тебя нет писем,
Тревогам нет конца.
От милых мы зависим,
Как песня от певца.
От милых мы зависим,
Как парус от ветров.
Вновь от тебя нет писем –
Здоров ли, не здоров?..
Уходит поколенье,
Уходит навсегда.
Уже не в отдаленье
Грохочут поезда –
Они увозят в вечность
Моих однополчан…
Платком укутав плечи,
Шагаю по ночам
Я от стола к постели
И от дверей к окну.
Пиши мне раз в неделю
Хотя б строку одну!

1975

«Ах, в серенькую птаху…»

Ах, в серенькую птаху
Влюбился вдруг… орел!
Но ахай иль не ахай,
Он счастье в ней обрел.
Глядит не наглядится,
Не сводит круглых глаз
И, гордые орлицы,
Не замечает вас!
Не сводит глаз и тает…
Что в этой птахе есть?
Сия велика тайна,
Велика тайна есть…

1975

«Он…»

Он.
Она.
Муж в далеком рейсе…
Скажет женщина:
– К черту ложь!
Да, люблю.
Только не надейся:
Это было бы –
В спину нож…
Не считай меня
Недотрогой,
Просто,
Как бы ни шли дела,
Я хорошим парнем, ей-богу,
Я всегда «верняком» была.
Он ответит:
– Что ж, хлопнем по сто.
Ты и вправду «верняк»,
Дружок. –
И простится.
Все очень просто:
Станет в сердце
Рубцом ожог…

1975

В ТРИДЦАТОМ ВЕКЕ

И поначалу было невдомек
Земляночке бесхитростной, наверно,
Что этот гордый синеглазый бог
Всего шедевр мысли инженерной…
Смеялись современники над ней,
И были правы – что тут скажешь против?
Неужто мало на земле парней
С горячей кровью и живою плотью?
Страсть к роботу? Да это просто бред!
Тридцатый век и грусть о чуде-юде?..
А фантазерке было двадцать лет,
Ей верилось, что робота разбудит.
Казалось это ересью сперва
Расчетливому, как компьютер, веку,
Но оказалась девушка права:
С ней робот превратился в человека!
Не синтетическою стала кровь,
И не химическое возгорелось пламя,
И слово незнакомое
                               «лю-бовь»
Он прошептал ожившими губами.

1975

«Легка. По-цыгански гордо откинута голова…»

Легка. По-цыгански гордо
Откинута голова.
Техасы на узких бедрах,
Очерчена грудь едва.
Девчонка, почти подросток,
Но этот зеленый взгляд! –
Поставленные чуть косо
По-женски глаза глядят.
В них глубь и угроза моря,
В них отблеск грядущих гроз…
Со смуглою кожей спорит
Пшеничный отлив волос.
Легка, за спиною крылья –
Вот-вот над землей вспорхнет…
Неужто такими были
И мы в сорок первый год?..

1975

ЕЛКА

На Втором Белорусском
Еще продолжалось затишье,
Шел к закату короткий
Последний декабрьский день.
Сухарями в землянке
Хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам
Из сожженных дотла деревень.
Новогоднюю ночь
Третий раз я на фронте встречала.
Показалось – конца
Не предвидится этой войне.
Захотелось домой,
Поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье –
Совсем не до грусти в огне!)
Показалась могилой
Землянка в четыре наката.
Умирала печурка,
Под ватник забрался мороз…
Тут влетели со смехом
Из ротной разведки ребята:
– Почему ты одна?
И чего ты повесила нос?
Вышла с ними на волю,
На злой ветерок, из землянки.
Посмотрела на небо –
Ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы,
Ревели немецкие танки,
Иногда минометы
Палили незнамо куда.
А когда с полутьмой
Я освоилась мало-помалу,
То застыла, не веря:
Пожарами освещена,
Горделиво и скромно
Красавица елка стояла!
И откуда взялась
Среди чистого поля она?
Не игрушки на ней,
А натертые гильзы блестели,
Между банок с тушенкой
Трофейный висел шоколад…
Рукавицею трогая
Лапы замерзшие ели,
Я сквозь слезы смотрела
На сразу притихших ребят.
Дорогие мои д'Артаньяны
Из ротной разведки!
Я люблю вас!
И буду
Любить вас до смерти,
Всю жизнь!
Я зарылась лицом
В эти детством пропахшие ветки…
Вдруг обвал артналета
И чья-то команда:
– Ложись!
Контратака!
Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят
На взбесившемся черном снегу…
Сколько было потом
Новогодних сверкающих елок!
Их забыла, а эту
Забыть до сих пор не могу…

1976

БАНЯ

Я у памяти в плену,
Память в юность тянет!..
По дороге на войну
Завели нас в баню.
Мы разделись догола,
И с гражданским платьем
Жизнь гражданская ушла…
Дымно было в хате,
Там кипели чугуны,
Едким щелоком полны:
Щелок вместо мыла –
Так в те годы было.
Пар валил от черных стен,
Не моргнувши глазом,
Всех девчат
Старик туркмен
Кистью с хлоркой мазал!
Приговаривал, смеясь:
– Нэ смотрите строго.
«Автоматчики» у вас
Завэстись нэ смогут.
Зря ты, дэвушка, сэрдит!
Нэту, дочка, мыла… –
Вот каким в солдатский быт
Посвященье было!
Да, прелюдия войны
Прозаична малость…
Опустели чугуны,
Смыли мы усталость
И, веселые, потом
Вылетев в предбанник,
С визгом бросились гуртом
К обмундированью.
Вмиг на мокрые тела
Форму, а не платье!

Еще от автора Юлия Владимировна Друнина
Проза (1966–1979)

В книгу вошли прозаические произведения: автобиографическая повесть «С тех вершин», лирическая повесть «Алиска» и лирический путевой дневник «Европа глазами солдата» - рассказы о встречах с Францией, Западным Берлином, Сицилией.


Стихотворения (1970–1980)

Стихотворения 1970–1980 годов пронзительны и искренни. Это воспоминания о войне, которая не оставляет автора никогда, обращения к друзьям, горечь новых утрат, а также — путевые заметки, лирическое осмысление увиденного и пережитого в разных уголках страны и миры.


Ты — рядом, и все прекрасно…

Поэтессу Юлию Друнину любят и помнят читатели. На протяжении полувека она создавала яркие, пронизанные теплом и нежностью стихи, старалась поддержать, вселить веру в человека своей жизнеутверждающей поэзией.В книгу вошли избранные стихи и поэмы Ю.В. Друниной: стихи о любви, о родной природе, особый раздел посвящен незабываемым дням Великой Отечественной войны, когда поэтесса «ушла из детства в грязную теплушку, в эшелон пехоты, в санитарный взвод».


Планета «Юлия Друнина», или История одного самоубийства

Юлия Друнина — поэт, любимый многими поколениями читателей, — герой и соавтор этой небольшой книжки, которая состоит из двух частей: сначала рассказ о поэте и его судьбе, затем — стихи.Предпринимая попытку этого нового типа издания, редакция надеется вернуть читателям поэзию, а поэзии — ее читателей.


Мир под оливами

Творчество поэтессы, лауреата Государственной премии Юлии Друниной широко известно читателям. Лирическая героиня ее новой книги «Мир под оливами» продолжает разговор о своих фронтовых друзьях, живых и погибших, о духовной красоте людей, о человеческих судьбах.


Полынь

Честность и прямота выражения чувств, активность нравственной и гуманистической позиции, поэтическая достоверность придают особую притягательность лучшим фронтовым стихам поэтессы. Скорбь о погибших однополчанах, думы о фронтовых буднях, о людях на войне постоянно звучат в произведениях автора. Свое отношение к жизни она проверяет, возвращаясь к воспоминаниям фронтовой юности.Размышляет поэтесса о времени, о жизненном опыте, природе, о Правде и Добре, стремится сказать свое слово о международных событиях.Особое место в творчестве Ю. Друниной занимает любовная лирика.


Рекомендуем почитать
Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.


Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».