Избранные произведения. Том 2 - [38]

Шрифт
Интервал

нанизывать их и не давать определений сообразно тому, как они

служат для лучшей связи оснований. Иначе он напишет только для

ученых, т.е. его можно будет понять весьма немногим людям. Стало

быть, так как все Священное Писание было открыто сперва на пользу

целого народа, а потом всего человеческого рода, то содержание

Писания необходимо должно было как можно более приспособляться

к пониманию простого народа и подкрепляться только опытом.

Изложим дело яснее. То, что составляет предмет только умозрения и

чему Писание хочет научить, заключается главным образом в

следующем, именно: есть бог, или существо, которое все сделало, всем в высшей степени мудро управляет и все поддерживает, которое

весьма много заботится о людях, именно о тех, которые живут

благочестиво и честно, остальных же подвергает многим наказаниям и

отделяет от добрых. И Писание доказывает это только опытом, т.е.

83

83


теми историями, которые оно рассказывает; и оно не дает никаких

определений этих вещей, но все слова и рассуждения приспособляет к

пониманию простого народа. И хотя опыт не может дать никакого

ясного познания об этих вещах и научить, что есть бог и каким

образом он поддерживает все вещи, управляет ими и заботится о

людях, однако он может научить и просветить людей настолько, насколько это требуется для того, чтобы запечатлеть в их сердцах

послушание в благоговение. И я полагаю, что из этого довольно ясно

видно, кому и на каком основании необходима вера в исторические

рассказы, содержащиеся в Священном Писании; ведь из только что

показанного весьма ясно следует, что знание исторических рассказов

и вера в них весьма необходимы толпе, способность которой к ясному

и отчетливому пониманию вещей незначительна. Затем следует, что, кто отрицает исторические рассказы потому, что он не верит в

существование бога и в его промысел о вещах и людях, тот нечестив, но кто не знает их и тем не менее узнал путем естественного света, что

бог есть, и потом (о чем, впрочем, мы говорили) ведет истинный образ

жизни, тот вполне блажен, даже блаженнее толпы, потому что он, кроме истинных мнений, имеет вдобавок ясное и отчетливое понятие.

Наконец, следует, что, кто не знает этих исторических рассказов

Писания и путем естественного света не осведомлен о чем-либо, тот, если и не безбожник или упрямец, однако невежда и почти скот и не

имеет никакого божественного дара. Но здесь должно заметить, что, говоря о необходимости для толпы знания исторических рассказов, мы подразумеваем под этим знание не всех вообще историй, содержащихся в Священном Писании, но только самых главных, которые одни ясно показывают учение, о котором мы сейчас

говорили, и больше всего могут возбуждать душу людей. Ибо, если

бы все истории Писания были необходимы для доказательства его

учения и заключение можно было бы вывести только из всеобщего

рассмотрения всех вообще историй, содержащихся в Писании, тогда, конечно, доказательство его учения и заключение превысило бы не

только понимание и силы толпы, но и вообще человеческое

понимание и силы. Ведь кто был бы в состоянии сосредоточить сразу

внимание на столь большом числе историй и на стольких

обстоятельствах и частях учения, которое приходилось

84

84


бы вывести из многих столь различных историй? Я по крайней мере

не могу заставить себя думать, что люди, оставившие нам Писание в

том виде, как мы его имеем, были преисполнены таких дарований, что

могли проследить такое доказательство; а еще менее могу убедиться в

том, что нельзя понять учение Писания, не выслушав споров Исаака, советов, данных Авессалому Ахитофелем, [не узнав о] гражданской

войне иудеев с израильтянами и иных повествовании в этом роде; или

что первым иудеям, жившим во времена Моисея, это учение не могло

быть доказано из истории так же легко, как тем, которые жили во

времена Ездры, но об этом подробнее говорится далее. Итак, простой

народ (толпа — vulgus) обязан знать только те истории, которые

больше всего могут побудить его душу к послушанию и

благоговению. Но сам простой народ недостаточно способен

составить о них суждение, потому именно, что он увлекается более

рассказами и необыкновенной и неожиданной развязкой, нежели

самым смыслом историй; и по этой причине народ, кроме чтения

историй, нуждается еще в пастырях, или служителях церкви, которые

учили бы его ввиду слабости его разумения. Однако не станем

отклоняться от нашей цели, но сделаем заключение о том, что мы

главным образом намеревались показать, именно: что вера в

исторические рассказы, каковы бы они в конце концов ни были, не

относится к божественному закону и сама по себе не делает людей

блаженными и представляет некоторую пользу только относительно


Еще от автора Бенедикт Спиноза
Этика

«Этика» – произведение выдающегося голландского философа Бенедикта Спинозы (лат. Benedictus de Spinoza, 1632 – 1677).*** В этой книге философ излагает свои мысли о Боге, об эмоциях и их власти над человеком, а также о могуществе человеческого разума. Произведение очень структурировано – к каждой теории автор подает доказательство и выводы. Бенедикт Спиноза пользовался большим авторитетом среди единомышленников. Самая престижная премия Нидерландов в области науки названа в его честь.


Могущество разума

Радикальный вольнодумец Спиноза – один из отцов европейского Просвещения. Он создал необычайно глубокое и стройное философское учение, положил начало научной критике Библии и, что немаловажно, сумел прожить жизнь в гармонии со своей теорией. «Этика» Спинозы – не только бесспорный шедевр философской мысли, но и одно из труднейших для понимания произведений. Острая полемика вокруг этой книги длится столетиями. Природа мира и человека, устройство разума и метод познания истины, наша свобода и смысл жизни – таковы главные темы размышлений Спинозы, представленные в настоящем издании.


Богословско-политический трактат

Бенедикт Спиноза – уникальный мыслитель эпохи нидерландского Ренессанса, чей вклад в философию как богословского, так и политического характера поистине невозможно переоценить.


Избранные сочинения. Том 1

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Смертию смерть поправ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Авантюра времени

«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».


История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Бессилие добра и другие парадоксы этики

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн  Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.


Диалектический материализм

Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].


Самопознание эстетики

Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.