Избранные произведения. Том 2 - [37]

страха, сколько из преданности. Затем он обязал их благодеяниями и

обещал многое от имени божества в будущем и законы установил не

очень суровые, в чем всякий, изучивший их, легко согласится с нами, в особенности если обратить внимание на обстоятельства, которые

требовались для осуждения какого-нибудь обвиняемого. Наконец, для

того, чтобы народ, который не мог быть свободным, зависел всецело

от повелителя, он этим людям, как привыкшим к рабству, ничего не

позволил делать по произволу: народ ведь ничего не мог сделать без

того, чтобы он в то же время не принужден был вспомнить закон и

следовать приказаниям, зависевшим только от решения повелителя. В

самом деле, не по произволу, но по известному и определенному

приказанию закона позволялось пахать, сеять, жать, также и есть что-

нибудь, надевать, стричь голову и бороду, веселиться и безусловно

что бы то ни было делать позволялось только по приказаниям и

заповедям, предписанным в законе, и не только это, но и на косяках, руках и над переносьем они обязаны были иметь некие знаки 35, которые постоянно напоминали бы им о послушании. И так, цель

религиозных обрядов

81

81

была та, чтобы люди ничего не делали по собственному решению, но

все делали бы по приказанию другого и чтобы они благодаря

постоянным действиям и размышлениям признали, что они не вольны

решительно ни в чем, но во всем зависят от другого. Из всего этого

яснее дня видно, что религиозные обряды нисколько не содействовали

блаженству и что религиозные обряды Ветхого завета, даже весь

Моисеев закон, имели в виду не что иное, как государство евреев, а

следовательно, ничего, кроме удобства для тела. Что же касается

христианских религиозных обрядов, именно: крещения, причащения, праздников, наружных молений и всяких иных, которые и теперь и

всегда были общи всему христианству, то они, если и были когда-

либо установлены Христом или апостолами (что еще мне

недостаточно очевидно), были установлены только как внешние

признаки всеобщей церкви, а не как вещи, содействующие сколько-

нибудь блаженству или заключающие в себе что-нибудь священное.

Посему эти религиозные обряды были установлены хотя и не по

отношению к государству, однако же по отношению только к целому

обществу; стало быть, тот, кто живет одиноко, нисколько не связан

ими; более того, кто живет в государстве, где христианская религия

запрещена, тот обязан воздерживаться от этих религиозных обрядов, и

тем не менее он будет в состоянии жить блаженно. Пример этому

имеется в Японском царстве, где христианская религия запрещена и

живущие там голландцы согласно приказанию Ост-Индской компании

обязаны воздерживаться от всякого внешнего богослужения 36.

Подкреплять это теперь другим авторитетом я не помышляю, и хотя

нетрудно было бы вывести это же самое из оснований Нового завета и

сверх того, может быть, представить ясные свидетельства, однако я

охотно отлагаю это в сторону, потому что мысль стремится к другому.

Итак, перехожу к тому, что я решил разобрать в этой главе на втором

месте, именно: кому и на каком основании необходима вера в

исторические рассказы, содержащиеся в Священном Писании. По, чтобы исследовать это при помощи естественного света, должно, кажется, вести рассуждение так.

Е

сли кто-нибудь желает убедить или разубедить людей в чем-нибудь, что само но себе неизвестно, то для того, чтобы они это приняли, он

должен свое положение выводить из принятых положений и убеждать

их опытом

82

82

или разумом, т.е. на основании того, что, как они убедились

посредством чувств, встречается в природе, или на основании аксиом, которые согласны с разумом и сами по себе известны. Но если опыт

не таков, чтобы он ясно и отчетливо познавался, то хотя он и убеждает

человека, однако не в состоянии будет действовать на разум и

рассеять его туман так же, как в том случае, когда учение о предмете

выводится только из аксиом, согласных с разумом, т.е. только на

основании силы разума и его порядка понимания, в особенности, если

вопрос идет о предмете духовном, который никаким способом не

воспринимается внешними чувствами. Но так как для вывода

положений из одних рассудочных понятий весьма часто требуется

длинная цепь понятий и, кроме того, еще величайшая осторожность, острота ума и весьма большое самообладание — а все это редко

встречается у людей, — то поэтому люди предпочитают учиться из

опыта, нежели выводить все свои понятия из немногих аксиом и

связывать их одно с другим. Отсюда следует, что если кто-нибудь

желает научить целую нацию, не говоря уже про весь род

человеческий, какому-нибудь учению и во всем быть понятым всеми, то он обязан свое положение подкреплять только опытом, а свои

основания и определения вещей, подлежащих изучению, приспособлять главным образом к пониманию простонародья (plebs), составляющего самую большую часть человеческого рода, а не