Избранные произведения - [2]

Вельможи, выгоде ревнующи своей,

Соединилися, к стыду державы, с ней;

И лесть надежные подпоры получила,

От царского лица невинность отлучила.

Гонима, истина, стрелами клеветы,

Что делала тогда? В пещеры скрылась ты!

Во смутны времена еще вельможи были,

Которы искренно отечество любили;

Соблазны счастия они пренебрегли,

При явной гибели не плакать не могли;

Священным двигнуты и долгом, и законом,

Стенать и сетовать дерзали перед троном;

Пороков торжество, попранну правду зря,

От лести ограждать осмелились царя.

Вельможи в сединах монарха окружают,

Их слезы общую напасть изображают;

Потупленны главы, их взоры, их сердца,

Казалося, туман простерли вкруг венца;

На смутных их челах сияет добродетель,

В которых свой позор прочесть бы мог владетель.

Дух бодрости в тебе, вещают, воздремал!

Но царь, то зная сам, их плачу не внимал.

Уныл престольный град, Москва главу склонила,

Печаль ее лицо, как ночь, приосенила;

Вселилась в сердце грусть и жалоба в уста,

Тоскуют вкруг нее прекрасные места;

Унынье, растрепав власы, по граду ходит,

Потупив очи вниз, в отчаянье приводит,

Биет себя во грудь, реками слезы льет;

На стогнах торжества, в домах отрады нет;

В дубравах стон и плач, печаль в долинах злачных;

Во граде скопища, не слышно песней брачных;

Всё в ризу облеклось тоски и сиротства,

Единый слышен вопль во храмах божества.

Грызомая внутри болезнью всеминутной,

Казалася Москва воде подобна мутной,

Которая, лишась движенья и прохлад,

Тускнеет, портится и зарождает яд.

Народ отчаянный, гонимый, утомленный,

Как будто в Этне огнь внезапно воспаленный,

Лесистые холмы, густые древеса

С поверхности горы бросает в небеса.

Народ возволновал!.. Тогда, при буйстве яром,

От искры наглый бунт[11] великим стал пожаром;

По стогнам разлился, на торжищах горит,

И заревы Москва плачевных следствий зрит.

Противу злых вельмож мятежники восстали,

Которы строгости царевы подгнетали,

Которы душу в нем старались возмущать,

Дабы при буре сей Россию расхищать.

Два князя Глинские смятенья жертвой были,

Единого из них мятежники убили,

Другой пронырствами от них спастись умел

И новой бурею от трона восшумел.

Простерся мщенья мрак над светлым царским домом,

Непримирима власть вооружилась громом,

Разила тех мужей, разила те места,

Где правда отверзать осмелилась уста;

Поборники забав награды получали,

А верные сыны, восплакав, замолчали.

Россия, прежнюю утратив красоту

И видя вкруг себя раздор и пустоту,

Везде уныние, болезнь в груди столицы,

Набегом дерзких орд отторженны границы,

Под сенью роскошей колеблющийся трон,

В чужом владении Двину, Днепр, Волгу, Дон

И приближение встречая вечной ночи, —

Возносит к небесам заплаканные очи,

Возносит рамена к небесному отцу,

Колена преклонив, прибегла ко творцу;

Открыла грудь свою, грудь томну, изъязвленну,

Рукою показав Москву окровавленну,

Другою — вкруг нее слиянно море зла;

Взрыдала, и рещи ни слова не могла.

На радужных зарях превыше звезд седящий,

Во бурях слышимый, в перунах бог гремящий,

Пред коим солнечный подобен тени свет,

В ком движутся миры, кем всё в мирах живет,

Который с небеси на всех равно взирает,

Прощает, милует, покоит и карает,

Царь пламени и вод, — познал России глас;

И, славы чад своих последний видя час,

Дни горести ее в единый миг исчислил;

Он руку помощи простерти к ней помыслил.

Светлее стали вдруг над нею небеса,

Живительная к ней пустилася роса,

Ее печальну грудь и взоры окропила,

Мгновенно томную Россию подкрепила;

Одела полночь вкруг румяная заря,

На землю ангели, в кристальну дверь смотря,

Составили из лир небесну гармонию

И пели благодать, венчающу Россию.

Тогда единому из праведных мужей,

Живущих в лепоте божественных лучей,

Господнему лицу во славе предстоящих

И в лике ангелов хвалу его гласящих,

Всевышний рек: «Гряди к потомку твоему,

Дай видеть свет во тьме, подай совет ему;

В лице отечества явися Иоанну,

Да узрит он в тебе Россию всю попранну!..»

Скорей, чем солнца луч, текущего в эфир,

Летящий средь миров, как веющий зефир,

Небесный муж в страну полночную нисходит,

Блистательну черту по воздуху проводит;

Закрытый облаком, вступает в царский дом,

Где смутным Иоанн лежал объятый сном;

С пришествием его чертоги озарились,

Весь град затрепетал, пороки в мрак сокрылись.

Является царю сия святая тень

Во образе таком, в каком была в той день,

В который, в мире сем оставив зрак телесный,

Взлетела, восстенав, во светлый дом небесный;

Потупленна глава, лежаща на плечах,

Печальное лицо, померклый свет в очах,

Мечом пронзенна грудь, с одежды кровь текуща, —

Трепещущая тень, с молчанием грядуща,

И спящего царя во ужас привела,

Приблизилась к нему и так ему рекла:

«Ты спишь, беспечный царь, покоем услажденный,

Весельем упоен, к победам в свет рожденный;

Венец, отечество, законы позабыл,

Возненавидел труд, забавы возлюбил;

На лоне праздности лежит твоя корона,

Не видно верных слуг; ликует лесть у трона.

Ты зришься тигром быть, лежащим на цветах;

А мы, живущие в превыспренних местах,

Мы в общей гибели участие приемлем,

Рабов твоих слова в селеньях горних внемлем.

«Ты властен всё творить», — тебе вещает лесть;

«Ты раб отечества», — вещают долг и честь;

Но гласа истины ты в гордости не внемлешь,

Ты гонишь искренность, безбожну ложь объемлешь.