Избранные и прекрасные - [78]

– Нет, – вмешался Гэтсби тоном человека, который последние четверть часа не слушал, что происходит вокруг. – Нет, Том. Дэйзи с тобой домой не поедет. Она любит меня, только меня.

Его ошибкой, возникла у меня отстраненная мысль, было то, что смотрел он при этом на Тома, а не на Дэйзи. А Дэйзи осталась в этом мире неприкаянной, словно могла шагнуть в сторону, и ее унесло бы ветром, как пушинку одуванчика. Она переводила взгляд с Гэтсби на Тома и обратно, и вид у нее был неуверенный и обескураженный. В люксе стало сумеречно, словно солнце заволокли тучи.

– Да ну? – откликнулся Том, окидывая Гэтсби взглядом с головы до ног. – Может, скажешь еще, куда ты увезешь ее жить? У тебя что, есть свои комнаты в том чертовом клубе извращенцев, а может, пристанище в аду? Или вигвам в…

– Ничего себе, вы только посмотрите, который час! – своим самым веселым тоном перебила я. Мне подумалось, что стоило бы вылететь из комнаты, утащив за собой всех, кого получится, но положение было уже не спасти. – Прошу меня простить, но моя тетушка Джастина…

– Да, ее тетя Джастина ждет, – подтвердил Ник. – Нас обоих. Нельзя ее расстраивать…

– Ты никуда не поедешь, старина, – серьезным тоном сказал Гэтсби Нику.

– О, нет, не уходи, – обратилась ко мне Дэйзи, уголки ее губ уныло опустились, а под маской притворного огорчения уже рокотал далекий гром. – Останься, останься, и мы прекрасно проведем время все вместе.

Я попыталась выразительно переглянуться с Ником – все эти люди сошли с ума, и, боюсь, это безумие заразительно, – но он избегал моего взгляда. Том презрительно посмотрел на него, покачал головой и продолжал ровным, располагающим тоном:

– Так ты решил увести мою жену.

– Твоя жена тебя не любит, – объяснил Гэтсби и встал. – И никогда не любила. Она любит меня.

В этих словах чувствовалась незыблемая вера. Он говорил правду – или то, что мог сделать правдой, достаточно твердо веря в нее.

– Она никогда тебя не любила, слышишь? – продолжал он. – И вышла за тебя только потому, что я был беден, а она устала меня ждать. Это была ужасная ошибка, но сердцем она никогда не любила никого, кроме меня!

Все мы вздрогнули от сценической напыщенности его слов. Они подействовали слишком сильно на таких людей, как мы, прозвучали чересчур искренне и страстно. Встречается любовь, которая выживает, даже когда ее выставляют напоказ так, как он сделал сейчас, но почти любая любовь, известная мне, при этом неизбежно должна зачахнуть, съежиться от стыда и разоблачения и в конце концов умереть.

– Джей… – Дэйзи запнулась. – Поедем домой…

Том повернулся к ней, не веря своим ушам.

– С ним? Ты намерена уехать с ним? И отказаться от меня, Пэмми, Чикаго и Луисвилла?

– Пять лет, – продолжал Гэтсби, словно с самого начала так задумал и не мог позволить себе отклониться от сценария. – Мы любим друг друга уже пять лет, а ты так и не понял…

Впервые за все время Том был неподдельно потрясен. Его взгляд, обращенный к Дэйзи, выдавал шок.

– Ты встречалась с ним пять лет?

Прежде чем Дэйзи успела ответить, Гэтсби рассек воздух ладонью и встряхнул головой.

– Нет, старина, любовь жила в наших сердцах. Мы познакомились, мы полюбили друг друга со страстью, которой тебе никогда не понять, а потом судьба разлучила нас. А тебя она никогда не любила, ни единой минуты.

Эта сцена была словно целиком взята из бульварного романа, вот только Гэтсби не походил на грошового героя, а Дэйзи – на его чистую и бледную возлюбленную.

– Джей… – предостерегающе произнесла она, а Том качал головой и тер ладонями щеки, словно надеялся таким образом рассеять замешательство. Все ощущали, как меняется напряжение в комнате, как в воздухе возникает влага и тяжело оседает в наших легких.

– Она любит меня, – холодно произнес Том. – Конечно, любит, и я ее люблю. В нашей любви есть изъяны, мне нравится доставлять себе маленькие радости. Иногда я выставляю себя на посмешище, но она всегда принимает меня обратно. У нас есть Пэмми, недвижимость на Лейк-Шор-драйв и большой дом в Уэст-Эгге. Есть ее родня в Луисвилле и моя в Чикаго. А что есть у тебя, мистер Аптека, мистер Проклятие?

– Весь остальной мир, – вызывающе заявил Гэтсби, а Дэйзи закусила губу, глядя то на одного, то на другого, как будто вдруг начала осознавать, что поставлено на карту и чего она может лишиться. Дэйзи вовсе не привыкла к лишениям, и я уловила, как ветер вокруг нас меняется, как он ударяется сначала в одно окно, затем в другое.

– О, нам просто надо вернуться домой, – слабо выговорила она, и я сомневалась, что она могла бы сейчас ответить, о каком доме речь.

Тогда вмешался Гэтсби.

– Скажи ему, – настаивал он. – Скажи ему, что никогда не любила его. Скажи, что это все было ложью.

– Да, Дэйзи, – голос Тома зазвучал тише, но мольба в нем слышалась отчетливее. – Скажи ему, что никогда не любила меня в Капиолани и в тот день, когда я нес тебя из Панчбоула, чтобы ты не замочила туфли…

Я затаила дыхание, потому что чему-то в этой комнате предстояло умереть. Хоть еще недавно мне и хотелось уйти, теперь я не могла отвести от них взгляда.

Я уловила момент, когда Дэйзи не выдержала, когда происходящее стало для нее невыносимым. При всех достоинствах у Гэтсби никогда не было истории, он не мог обеспечить уютного и порядочного удовольствия. Даже если бы он каждую ночь танцевал с ней под луной, эти танцы неизменно имели бы привкус грязи и скандала, а для Дэйзи, наследницы луисвиллских Фэй, это было невыносимо. Ее срыв был неподдельным, несмотря на то что она сама позволила ему случиться.