Избранные и прекрасные - [39]
– Любит, – заверила она, сжимая кулачки. – Любит, любит.
Над бухтой сгущались темные тучи, бриз, налетая, холодил испарину на моих голых руках. Боль поселилась между глаз, пронзила виски, пока тучи перекатывались в небе, как игральные кости у крупье.
– Дэйзи…
– Расскажи еще раз, – потребовала она, повернувшись ко мне. Бухта и небо все больше напоминали по цвету ее глаза, и я повторила рассказ.
Слова доходили до нее, и, когда я закончила, на нас упали капли – крупные, твердые, разреженные, так что наши легкие платья не промокли, а скорее украсились веснушками.
Когда Дэйзи наконец отвела от меня взгляд, я откинулась на спинку сиденья и отвела влажные пряди волос от лица. С некоторым запозданием Дэйзи подняла крышу родстера и прикурила нам по сигарете. Мы курили молча, ее рука накрыла мою по-хозяйски и вместе с тем почти пугливо.
Все будет хорошо, подумала я. Мне вспомнилось, как в прошлый раз она так же накрыла мою руку и тогда все тоже было хорошо.
Глава 10
Дэйзи вышла за Тома всего через девять месяцев после перемирия, через три месяца после «Фулбрайта» и за три года до того, как я приехала к ней в Ист-Эгг. Июнь был дождливым, но то воскресное утро выдалось солнечным, солнце выглянуло и спалило облака, словно не могло устоять перед будущей миссис Томас Бьюкенен.
Свадьба Дэйзи была чудом, она собрала гостей со всего штата и территорий за его пределами. Прибыли Карлайлы из округа Фултон, Пэрриши из Аптона и, конечно, толпа родственников Тома из Чикаго: Уэлти, Анселмы, Эванстон-Палмеры и Толланды. Скамьи со стороны, отведенной родственникам Дэйзи, тоже не пустовали – их заполнили Фелпсы, Муны и Петри, а также более дальняя и менее многочисленная родня. Дальние и авторитетные Каррауэи прислали представителя, несмотря на то что ранее в этом году пережили небольшую трагедию, а благодаря Миллеям из Висконсина у Дэйзи появилась цветочница – малышка кузина, похожая на только начинающий расцветать розовый бутон.
Церемония состоялась в церкви Назарянина, которую мы обе посещали еще с детства; вся она украсилась синими гиацинтами, от запаха которых я словно опьянела. Гиацинты начинают увядать в тот же момент, как их срезают, объясняла я Уолтеру Финли позднее тем вечером; с флористами договорились на четыре утра, чтобы цветы не потемнели и не поникли еще до начала церемонии.
Том был в ярком черном, Дэйзи словно парила в белом облаке, подружки невесты в синем муслине сами немного походили на гиацинты, хотя, пожалуй, были чуть более выносливыми и крепкими. Со мной в пару поставили Питера Вулси, товарища Тома по колледжу. Он был сложен как стена, которую кто-то одел в приличный галстук и фрак, и перед свадьбой мать Тома поручила мне следить, чтобы Питер не напился до умопомрачения и не вздумал произнести пошлый тост. Я исправно выполняла свой долг и поила его шампанским, пока не начался прием после церемонии, а уж потом все набрались и провозгласили столько пошлых тостов, что я сдалась и последовала примеру остальных.
Звезды танцевали над головой в честь свадьбы Дэйзи, я очутилась рядом с Уолтером, только что вернувшимся с войны и щеголяющим эффектной черной перевязью, в которой покоилась его раненая рука. На танцполе ранение ему не мешало, а когда в час ночи он поцеловал меня, я рассмеялась так, словно этот поцелуй стал для меня первым.
Флигель за моим домом приезжие гости должны были занять лишь через несколько часов, так что я повела Уолтера туда. Он мне нравился – красивыми глазами, щедрым ртом, тем, как он кружил меня в танце и был хлестко любезен с Одри Листер, так что она даже не поняла, что ее оскорбили. Но как бы он ни нравился мне, в первую очередь я хотела отвлечься от того, что случилось всего двадцать четыре часа назад.
Я догадывалась, что Дэйзи взяла меня в подружки невесты за то, что я сделала для нее в марте, и лишь я одна была с ней в доме накануне свадьбы, когда пришло то письмо. Мы мастерили гирлянды, которые должны были нести на следующий день, – перевивали живучие маргаритки и гвоздики длинными шнурами, украшали нитями стеклянных бус, чтобы придать им блеск. Свернув гирлянды змеиными кольцами, мы уложили их в ледник дома Фэй, и я осталась на обед, а Верна Уилкокс и Эмити Питерс разошлись по домам.
Потом я устроилась вздремнуть на залитой солнцем веранде и проснулась уже в сумерках. И задумалась, подвезет ли меня кто-нибудь домой, чтобы не пришлось тащиться пешком, если семейство Фэй не согласится приютить меня на ночь, чтобы я съездила за платьем и туфлями завтра утром.
Пока я предавалась размышлениям при свете уходящего дня, на веранде появилась миссис Фэй в фиолетовом уличном платье, готовая к выходу. Если ее муж и дочь состояли из плавных изгибов, то сама она – из сплошных острых углов, и если мистер Фэй, как мне казалось, находил во мне нечто очаровательное и новое, его жена таким запасом терпения не обладала.
– Кузены из Колумбуса прибывают через полчаса, их понадобится сводить на ужин, – заговорила она отрывисто, как с прислугой. – Сделай же что-нибудь с Дэйзи.
– Сделать с Дэйзи что? – уточнила я, но она уже отворачивалась.
