Избранное - [8]

В иные дни музыкант играл Скрябина и Шопена, свои любимые сонаты Бетховена. Хотелось тогда бежать к нему, сказать, как чудесно он играет. Но сделать этого было нельзя — все помнили истерические крики дяди Саши, когда он замечал под своим окном затаившихся слушателей. Он хотел играть только для себя.

2

Начинается Косуга скромным ручейком где-то в однообразных клюквенных торфяных болотах. Попетляв и посовавшись в разные стороны, приняв в себя множество себе подобных лесных ручейков, наполнившись прозрачной студеной водой безымянных родников и подземных водотоков, она много дальше становится речкой, тихой, ленивой. И верст шестьдесят невозмущенно течет меж пологих холмов, а потом впадает в другую речку — уже обозначенный и названный на всех картах приток Волги. Это прихотливое петляние Косуги, внешне беспричинное, ее извилистое течение чем-то напоминают падение листка, когда он в тихий осенний день оторвется от оголенной ветки на вершине дерева. Вот мелькнул в голубом воздухе огненный лоскуток, на миг закачался на месте, соскользнул вниз, наискось, опять задержался, затрепетал и, тихо кружась, полетел по пологой дуге, чтобы где-нибудь там, далеко, в кустах, зацепиться за сучок и уж потом упасть на землю.

Так же и наша речка: она словно нарочно избирает себе самый длинный путь, петляет, вьется, не хочется ей покидать этот тихий край.

На невысоком взгорке глянцевито зеленеет хвоя вековых сосен. Подбираясь к нему, речка терпеливо прокладывает себе путь по заросшему тальниками лугу и теперь течет под самым бором. Взгорок с одного бока осыпался. Над желтым песком обрыва повисли кривые корни деревьев.

В другом месте речка покинула старое русло — там осталась густо заросшая тростником и осокой заводь с темной водой и илистым дном, полная уток и матово-черных линей, — и устремилась к цветистому лугу. Дальше она рассекла светлую березовую рощу. А здесь — отгородилась широкой отмелью от темного ельника и направилась к веселым осиновым перелескам и полям в мягких волнах ржи… И протянулись в речной пойме глухие старицы, дремлют крохотные озерца, а излучины русла кое-где круто возвращают речку к местам, уже омытым ею, так что порой заливные луга пестреют на настоящем полуострове — лишь узкий перешеек отделяет смежные плесы. Такие места у нас называют круглицами.

Надо сказать, что и сама наша речка и все вокруг нее лишено какого-либо размаха — не найти тут широких просторов и раздолий, поражающих глаз горизонтов: все небольшое, замкнутое, ограниченное. Если и растут тут леса, местами даже дремучие, то глубины в них большой нет: пройдя по чаще версту-другую, непременно выйдешь в поле или раскинется перед тобой луг, не то наткнешься на лесную малоезженую дорогу, и она выведет тебя к деревушке либо на большак. Нет и бескрайних заливных лугов, таких, что глазом не окинешь. Есть, правда, в речке места, где и длинным шестом не достанешь дна — про них знают далеко вокруг. И слывут эти пятиаршинные ямы за бездонные омуты. А вообще-то дно в речке ровное, течение тихое. Под берегами плесы выстланы листьями кувшинок и стеной стоят тихие камыши — в знойный день тут непременно вспугнешь остроперую щуку, терпеливо поджидающую в засаде добычу. По раскаленному песку отмелей бегают зуйки; летают над ним, точно подхватываются крылышками, трясогузки. Множество куликов, водяных курочек, а прибрежные кусты населены певцами и певичками всех мыслимых видов и оперений. В жаркий летний день высоко в небе над речкой летают коршуны и ястреба.

Благодатные, чудесные места омывает Косуга. И она медлит, еле течет, жаль ей расставаться с ласково провожающими ее берегами! Еще где-то доведется ей течь, оставив этот край с его невозмутимым покоем, здешнее плавное русло, закругленные берега, мимо которых скользит неслышная струя с ленивыми водоворотами у какого-нибудь травянистого мыска…

Изредка медленное ее течение встречает, правда, препятствия, и она даже шумит тут. Но это постарались люди — перегородили реку плотинами либо перебросили через нее мосты на козлах и стояках из толстых окоренных бревен. Вода вокруг них бежит резвее и шевелит ветви, траву и водоросли, нанесенные струейы и успевшие осклизнуть и заилиться.

3

Нехитрые это мостики: установят люди посередине речки козлы, положат на них накатник, по нему настелют еловых толстых жердей, у въездов навалят фашиннику, обложат дерном — и мост готов.

Опасливо ступает по нему задерганная крестьянская лошаденка, упирается. Ну да ничто! Грозный окрик и здоровенный прут заставят ее забыть страх и ринуться вперед напропалую: она, храпя и косясь, засеменит нековаными ногами по живым, гремучим мостовинам и вынесет на берег пляшущую телегу. Мужик с облегчением вздохнет, баба перекрестится: «Пронесло, слава тебе, господи!» И потащатся они дальше своими ухабистыми дорогами. Еще долго будет доноситься из-за кустов скрип и стук колес и беспрестанное: «Но, милая!»

Однако и таких зыбких мостов мало — земство не хочет тратить на них деньги, а крестьянам мосты не так уж нужны: ездят они больше по зиме, после того как Никола «подмостит». В летнюю же пору мужики заняты на своих полосках возле дома, сено возят только с ближних покосов — на дальних оставляют до зимы. Кроме того, в меженную воду на речке появляется пропасть бродов — в случае надобности всегда найдешь где перебраться. А осенью и весной вообще разумнее сидеть дома. В это время российские проселки становятся непроезжими. «Бездорожье» — слово наше, исконное. Так что мосты хоть будь, хоть нет — все равно нигде не проедешь.