Избранное - [70]
Но заговорил он не сразу, сначала занялся водкой и едой.
— Ну? — не вытерпел Николай Егорыч. От нетерпения его пробирала дрожь.
— Мне, Егорыч, приходится тише воды ниже травы держаться. Небось слышал, как с нашим братом в Питере расправились. Ну так вот я помаленьку готовился отсюда ноги унести, а теперь приходится поторапливаться — до греха недолго, еще подстрелят и в ответе не будут! Думаю отсидеться в щелке где-либо, как таракан. Потом видно будет, коли все обойдется… Только не думаю. Ишь, как забродило все сразу. Потолкался я по городу, послушал, с приятелем в мастерских узкоколейных повидался. Не пришлось бы лихо, почтеннейший! Скажу тебе, пожалуй, по дружбе, намотай на ус: Онаньин да городского головы сын, еще кое-кто насчет заграничных паспортов хлопочут.
— Да что равнять, помилуй, они миллионщики, у них заморская торговля, в аглицких банках деньги… Неужли нас шевельнут? — испуганным шепотом спросил Буров.
— На это я, Егорыч, ничего не отвечу… Сам гляди. Умному человеку чего указывать? Он и сам все видит.
Лещов снова выпил, потом вплотную пригнулся к уху Николая Егорыча.
— Коли царь слетел, что пушинка, то боюсь, Николай Егорыч, нам трудно будет удержаться. Пора о своей шкуре подумать. Заступник где? Сам понимаешь, нам без царя цена пятак. Пришло время Алексею Степанычу, как в сказке, в один чан нырнуть, из другого вынырнуть — вот я в Питер и еду, креститься… Так вот, моя хозяйка будет к тебе, Николай Егорыч, заглядывать, по разным случаям…
— За деньгами, что ли? — насторожился Буров.
— А ты уж испугался, — насмешливо сказал Лещов. — А хоть бы пришлось на дело раскошелиться… Эх вы, ироды жадные! Не бойсь, у нас своих денег хватит, да еще таких, что в огне не горят, в земле не сгниют. О другом речь. У тебя, Николай Егорыч, во всем уезде знакомство, пособишь мне связь держать. Не будем же мы сидеть сложа руки, верно? Приходите, мол, берите нас с потрохами… Постоим за себя, а? Ну да ты должен сам понимать!
Буров сидел притихший, насупленный, не находил, что сказать. Вид переодетого Лещова подтверждал худшие опасения. Значит, и вправду навсегда ушла вчерашняя устроенная жизнь! Не наваждение ли все это, прости господи, не с пьяных ли глаз такое видится? Еще вчера была Россия как Россия, с царем на престоле и губернаторами по городам, а сегодня — вот он тут, перед глазами, оплот порядка, похожий на скомороха, норовит, как лисовин, замести следы. И Николай Егорыч тупо и со страхом глядел на жирное лицо Лещова с накладной бородой, словно сидел перед ним ряженый в масленичное гулянье. Урядник как бы издевался над его растерянностью и лютой тоской.
— Так вот, ваше степенство, — поднялся из-за стола Лещов, — бывайте здоровы и слова мои помните. Жить становится мудрено, глядеть надо в оба. Нет, нет, сиди, мне сподручнее одному выйти.
Если речи Михея Петровича расстроили Бурова, то свидание с Лещовым вовсе доконало. Владычица небесная! Уж не бежать ли загодя, по примеру городских воротил? Но куда, с чем? Землю, дома, все годами накопленное и сбереженное, с собой не захватишь! Кроме денег в банке, ничего не возьмешь, остальное надо бросить. Но как отступиться от своего добра? Ведь жаль каждого гвоздя, любой бляшки на наборной сбруе, за все уплачено кровной копейкой, каждая мелочь куплена обдуманно, с понятием, чтобы хватило навечно… Нет, легче жизни решиться! Господа, те, по своему недомыслию, как видно, с легким сердцем от царя отступились, пусть сами и расхлебывают, а он, Буров, — мужик, и за свое встанет крепко, будет насмерть биться!
Он вдруг решительно отодвинулся от стола и, враждебно косясь на всех, грузно пошагал к лестнице.
В нижнем зале, среди сторонившихся перед Буровым мужиков, он увидел высокую фигуру Сысоева. Тот стоял с обнаженной головой, в отороченной облезлой лисой бекеше, украшенной огромным красным бантом. Николай Егорыч даже приостановился: Сысоев обращался к мужикам, положив руки на плечи сидевшего перед ним с блюдцем в руке неказистого, хилого мужичонки, отчего тот заробел и, не смея шевельнуться, смущенно отвел глаза в сторону. Сысоев говорил очень задушевно и искренне:
— Друзья хлебопашцы! Поздравляю вас от имени революционных землевладельцев уезда… Наконец-то мы вздохнем полной грудью — крестьянский мир освободился от царского гнета. Все мы теперь граждане, все мы теперь равные, и вы, наши доблестные мужички…
Буров едва не плюнул и стал проталкиваться дальше. Оратор отчужденно посмотрел ему вслед.
Несколько припоздавших в городе кудашевских мужиков составили обоз, черной лентой растянувшийся на неопределенно белевшем в густых потемках узком зимнике. Было пасмурно и тихо, во влажных тенях тонули придорожные кусты. Невидимые ветви шуршали по упряжи и дровням, задевали седоков. Домой ехали шибкой рысью — порожние сани кидало и кренило на раскатах.
Пугачевский зять остался в городе. К Осипу Емельянычу, ехавшему впереди, подсели со своих саней Василий Базанов и похожий на цыгана конюх Балинских Семен Матросов, ездивший за всякой хозяйственной мелочью. Горячим угольком краснел в темноте огонек его носогрейки. Она вечно торчала из его неправдоподобно черной и густой бороды. Убирал трубочку Матросов лишь для того, чтобы, длинно сплюнув, вставить в разговор свое скупое слово. Слыл он мужиком политичным и себе на уме.
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.