Избранное - [69]
— Это вы напрасно. Дело не в царской власти, а в денежных обстоятельствах. Я намедни был в банке, с Николаем Антонычем видался. К нему утром поверенный из Петрограда приехал: будьте благонадежны, говорит, все меры приняты, Англия и Франция дают думскому правительству крупный заем, обещают всецелую поддержку. Пролетариат захочет, конечно, воспользоваться, предъявить свои требования, но кто станет с ним считаться? Важно закончить войну и подготовить земельную реформу.
— Какую реформу? — отрывисто спросил Буров.
— Землевладение подвергнется переменам: удельные и кабинетские земли, некоторые категории частных владений будут отданы крестьянам…
— Так вот и подарят? — с раздражением перебил Николай Егорыч.
— Кто его знает, может, и выкуп назначат, — уклончиво отвечал Михей Петрович и перевел нос на тестя. — В общем, в земельном вопросе вряд ли много отойдут от платформы трудовиков, — веско подвел он итог разговору, отставил свой порожний стакан и стал разглядывать посетителей за соседними столиками.
Осип Емельяныч не замедлил наполнить стакан зятя и при этом едва не крякнул от восхищения: вот ведь башка! А башковитый зять поднялся и, подойдя к столику наискось, наклонился к известному в городе барышнику и стал шептать ему на ухо. У того постепенно краснело и напрягалось лицо, он усиленно вникал и запоминал, а под конец удивленно и с восторгом вскинул глаза на своего невзрачного собеседника. После этого Михей Петрович неторопливо прошелся между столиками, точно раздумывая, что еще сделать, потом вернулся к своему, рассеянной рукой взял стакан и стоя выпил его большими глотками, точно утолял жажду. Он и не посмотрел на подвинутую тестем закуску, даже не обтер губы — было очевидно, что Ивин рисуется. Лицо и шея у него сделались пунцовыми.
— Всполошились, точно свету конец пришел, — коротко усмехнулся он. — Не знает, как поступить, — ремонтер, видите ли, куда-то сгинул. За ним большие суммы, а лошади уже погружены на станции… Тот, очевидно, не дурак… почуял, что подходит время — не зевай! Ха-ха! Нам, батя, видно, не судьба тут рассиживаться, надо сходить пособить дружку. Так что до приятного, Николай Егорыч. Хоть и жаль компанию расстраивать, но это дороже всех дел — сегодня ты помог, завтра тебя, смотришь, выручат… Кажется, в Америке так практикуется…
Первым движением Бурова было остановить его, расспросить подробнее или даже, усадив поближе, поделиться своими опасениями, попросить совета; он почуял, что пугачевский зять, не в пример ему и другим растерявшимся, уже нащупал и повел какую-то свою линию.
Буров, однако, и виду не подал — он небрежно кивнул Михею Петровичу на прощание: ему ли обнаруживать свою растерянность перед деревенским лавочником и вчерашним безродным бобылем! Но внутреннее смятение росло. Николаю Егорычу лезли в голову самые огорчительные мысли. Не веселили ни водка, ни прибыльные дела. Его, как и мужичков внизу, занимал один головоломный вопрос: как будет без главного хозяина, без царя?
Со своей практической сметкой и деловым чутьем Николай Егорыч всем нутром ощущал, что рушился порядок, поддерживающий до сих пор его кипучую деятельность. Отныне придется надеяться только на себя, а следовательно, никак нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока кто-то где-то наверху распорядится и все устроит. Необходимо что-то делать самому, не медля ни минуты, сейчас же… Но как? С кем? С чего начинать, что делать? На это Николай Егорыч не находил ответа.
У него было такое чувство, точно он стоит на краю пропасти, и его вот-вот столкнут туда, и надо хоть зубами за что-то зацепиться, чтобы не сорваться вниз…
Ему мерещилось, что кудашевские мужики выехали с сохами на первинское поле, уже разбитое беленькими колышками на ровные полоски. Нестерпимо сосало под ложечкой, спирало дух, и он сидел, тяжело навалившись на стол и уронив голову на руки.
Жуткие настают времена! Царя нет, начальство попряталось, с немцем не замирились — у кого найдешь защиту? И — это самое страшное — в одночасье зашевелился мужик: долго ли будет он, разиня рот и почесываясь, слушать, что ему скажут старшие да умные? Почешется да и полезет под лавку шарить топор…
— И впрямь непостижимые заварились дела, — вдруг певуче произнес кто-то подле Николая Егорыча.
Голос показался знакомым. Буров поднял голову — за его столик усаживался тучный короткий человек в поношенном длинном пальто, какие носили захудалые попики, и в высокой, надвинутой на лоб меховой шапке, с окладистой, рыжей, словно мочальной, бородой. «Монастырский дармоед», — решил Буров и отвернулся. Незнакомец подслеповато на него посматривал, помогая половому освободить на столе место для чайника и закуски.
— Как не вспомнить писания, — продолжал он нараспев, — бо сказано: настанут времена, и свой своего не познает… Так и подошло.
Встретив острый и насмешливый взгляд монашка, Буров отшатнулся.
— Да ты что вздумал, Алексей Степаныч… — изумленно уставился он на переодетого Лещова.
— Тсс… — сказал тот, подняв короткий палец. — Был Алексей Степаныч, а ныне отец Иоанн, сборщик Спасо-Толщевского монастыря. Коль угодно — можно и грамотку предъявить. Подсядь-ка ближе, Егорыч, покалякаем малость, — добавил вполголоса урядник.
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.