Избранное - [67]
Послышались хлопки. Мужички присмирели и уныло переглядывались, в нерешительности топчась на месте. Уходить не хотелось. Толку, правда, пока не добились, а там кто его знает, что еще скажут?
Появился новый оратор, на диво невзрачный после покинувшего уездный форум красавца. Это был тщедушный человек с пышной курчавой шевелюрой и птичьей грудью, украшенной огромным красным бантом. Все на нем сидело вкривь и вкось — выпачканное пальто, отстегнувшийся накладной галстук, обтрепанные штаны. Говорил он необычайно задорно и быстро, непрерывно рассекая воздух рукой и ероша волосы. Его не столько слушали, сколько разглядывали. Он, правда, распространялся о нуждах хлебопашцев, но настолько путано и замысловато, что его не очень понимали. Да и внимание как-то ослабло, люди перебрасывались замечаниями, вполголоса разговаривали. Старый ямщик по-прежнему напряженно слушал, все ожидая заветных слов.
— Эй, сосед! Пойдем, что ли? Я тут с утра стою, аж дрогнуть стал, а ничего, видать, не дождаться…
— И то домой пора, Силантий Кузьмич, от этой мельницы вряд ли толк будет.
— Откуда ему взяться? Долдонят, долдонят — свобода, свобода, а про землю ни гугу.
— А что они скажут? Тот, что на войну гнал, — это же василёвский барин Шемарин Михаил Дмитрич, я его враз узнал. Мы ему летось дом в город перевозили.
— А тот лещеватый — городской голова, и сын его тут, офицер…
— Офицер, а в армии дня не был, фронту не нюхал — за отцовскими подрядами следит. Примазался к земству. Эх, темнота наша, что в лесу блудим, и спросить не знаем у кого! Научил бы кто, как быть…
— Кто учить возьмется, а то так выучит, что по рукам-ногам свяжет, да еще кляп в рот вставит, чтобы не вякал, — насмешливо проговорил горожанин — по виду мелкий чиновник, — прислушивавшийся к мужикам.
К ним подошел мужик — в лаптях и рваной шубе, подпоясанной веревкой. Лицо его с крошечным, покрасневшим от холода носиком и светлой, как кудель, бородкой выражало какое-то просительное и робкое недоумение.
— Не разберешь здесь ничего, — пожаловался он. — Будто и про нас толкуют, да только не пойму никак — землю-то кому определят?
— К попу сходи, он растолкует!
— И что зря стоять?.. — решительно сказал кто-то. — Айда, ребята, в трактир…
Вскоре высокий старик — городской голова, видимо распоряжавшийся ходом собрания, — стал читать звенящим высоким голосом бумагу, адрес общего собрания горожан Временному правительству, изъявлявший единодушную поддержку и осуждавший пораженческие лозунги и крайние элементы.
Мещане и купцы выражали одобрение каждой фразе громкими возгласами, и даже дали согласие на пожертвования — к ним за последние годы попривыкли.
— Что, значит, все согласны? — спросил голова, закончив чтение адреса.
— Все, все, принимаем! — загалдели внизу.
— Ура Временному революционному правительству! Ура! — надсадно закричал молоденький прапорщик на крыльце, краснея от натуги и конфузясь своей смелости. — Ура доблестным…
— Постойте! Не все согласны! Дайте слово, есть возражения! — прорывался сквозь общий шум настойчивый и решительный голос.
Мужики, встрепенувшись, насторожились. Раздался пронзительный, озорной вопль:
— Дайте сказать, всем свобода!
Плечистый мужчина в кепке с силой прокладывал себе дорогу к крыльцу. На него косились, смотрели с любопытством, нехотя пропускали.
— Это кто ж такой хочет выступить наперекор общему народному порыву? — Перегнувшись через балюстраду, голова остро вглядывался в толпу.
— Я вот нашелся! — дерзко прозвучал ответ.
— Вы, вы? — спросил распорядитель, различив наконец в толпе черноусого богатыря в кепке и обшаривая его мышиными глазками. — Позвольте узнать, кто вы, собственно, такой и какую представляете группу населения?
— И я ведь могу спросить — а вы кто такие, занявшие трибуну? Почему вы не объяснили народу, кто уполномочил вас говорить?
— Мы? Да нас и так все знают, весь уезд!
— Может, и не все! — Тут черноусый вынырнул на верхнюю ступень лестницы, почти вровень с площадкой. Он шагнул к городскому голове так решительно, что тот попятился. Тогда самозваный оратор подошел к балюстраде и снял кепку. На площади стихло.
— Товарищи! Им, — он кивнул головой назад, — я не стал объяснять, кто я такой, а народу скажу: я член Всероссийской социал-демократической партии, отстаивающей дело рабочих и крестьян…
— Это демагогия! — возмутился один из господ на крыльце, картинно вздевая руки. — Мы здесь все за народ…
— А ты не встревай, дай сказать…
— Они только своих слухают…
— Привыкли всем рты зажимать, толстопузые!
Эти возгласы подстегнули оратора.
— Вы за тот народ, — круто обернулся он назад, — у кого земля да фабрики. А я за тех, у кого руки в мозолях, у кого богачи все отняли…
— Так вот ты что за птица! Братцы хрестиане! Бойтесь таких, как чумы: сами без штанов, так на чужое, на наше кровное зарятся!
— Мы на них работай, мы им приготовь… У! Лодыри, дармоеды! — с бешеной злобой полетело снизу. В толпе всколыхнулись, отдельные возгласы стихли.
— Товарищи крестьяне! — во всю силу легких закричал оратор. — Пусть себе те, у кого толстая мошна, зовут вас идти в окопы, защищать ихние богатства. Пусть им хочется навсегда удержать в своих руках награбленное у трудового народа… Да не бывать тому! Как царя спихнули, так спихнем с народной шеи богатеев: земля, фабрики, все перейдет крестьянам и рабочим. Долой министров-капиталистов…
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.