Избранное - [57]
Буров, осоловевший от выпитой водки, тяготился гостем, не слушал его и никак не мог решить — приказать ли Тане постелить ему на диване или отправить домой. Он несколько раз выходил на кухню и там пил ковшиком воду. При появлении хозяина Таня оторопело вскакивала с табуретки, на которой ухитрялась спать, облокотившись на стол. Буров косился на ее ладное, точно распаренное сном тело, а коснувшись невзначай ее горячей руки, и вовсе посылал к черту засидевшегося гостя.
Было уже очень поздно. Нагоревшие лампы с закоптившимися стеклами едва освещали комнату красноватым светом. Сысоев начинал сдавать, смолкал, поникал головой, потом, встрепенувшись, нес совершенный вздор.
Во дворе вдруг послышался громкий стук колес по мерзлой земле, голоса и храп приставших лошадей. Раздался резкий стук в дверь, затем кто-то, не дожидаясь ответа, рывком отворил ее. Сени наполнились грохотом тяжелых сапог, осипшими мужскими голосами. Хозяин встрепенулся.
— Кто такой по ночам вламывается? Что без спроса лезете? — недовольно и грубо крикнул он, распахнув дверь. И тут же невольно попятился. В сенях стоял Лещов, расстегивающий крючки тяжелой шинели на вате. Сзади него толпилось несколько стражников при шашках и с карабинами за плечами. Они развязывали тугие башлыки и вытирали рукавом мокрые усы и бороды.
Сняв с помощью одного из стражников шинель, урядник, в обтянутом мундирчике, с офицерской кобурой на поясе и всегдашним затасканным портфелем под мышкой, без приглашения вошел в комнату, поглядел мельком на растерянного хозяина, затем зорко всмотрелся в навалившегося на стол Сысоева.
— Вели-ка поскорее дать свету, Егорыч, что у тебя за потемки — на дворе светлее! — на ходу сказал он, ткнув хозяину короткую влажную руку и садясь в пустое хозяйское кресло. — Ух, — с удовольствием потянулся он, — и устал же, без малого пятьдесят верст отмахал. Прикажи моего Казака выводить да к сену поставить. Моих молодцов пусть сведут в людскую, накормят, мы с тобой тут вдвоем потолкуем. Этот, кажись, готов, не помешает? — Лещов покосился на захрапевшего Сысоева. — Пирушка тут у вас, по какому случаю?
— Танька! — крикнул не отвечая Буров. — Танька! — еще громче позвал он, хотя та вбежала по первому зову и стояла с непроснувшимися глазами. — Сведи стражников к Дарье — вели накормить и спать уложить.
— Спать некогда, — перебил Лещов. — Заправимся чем бог пошлет, отдохнем часок и дальше.
— Там как обернется, — сказал Буров, знавший хорошо повадки урядника. — Подай сюда свежей закуски, графин налей, потом и самовар разогреешь. Горяченького сообрази чего, — крикнул он вдогонку Тане, уже кинувшейся выполнять распоряжение.
— Да-с, — неопределенно промычал Лещов. Разнежившись в тепле, он не торопился начать разговор. Буров, бесплодно провозившись с лампой, принес из соседней комнаты другую. Сразу посветлело. Лещов встрепенулся и так громко хлопнул ладонью по портфелю, что Сысоев дернулся во сне, что-то пробормотал и еще ниже осел, распустив локти на столе.
— А известно ли тебе, Николай Егорыч, что в твоих лесах делается? — строго спросил Лещов.
Буров, успевший обуться и надеть жилет, растерянно посмотрел на урядника, по-хозяйски расположившегося за столом. Уж не о вырубленных ли по сговору с управляющим одного богатого помещика, но без ведома владельца, десятинах бора, смежного с его сечами, дознался пронырливый Лещов и теперь хочет сорвать куш? Или пронюхал о проделках с поставляемыми на чугунку дровами? Там пахло прямым мошенничеством и обманом казны: каждая сажень дров приходовалась в двух местах разом. Такие там конторщики и начальники станции ловкие ребята! Не то проведал этот сыщик с бабьей рожей и собачьим чутьем о неприглядных сделках в банке — Буров получал ссуды под делянки, где давно торчали одни пеньки… Словом, при виде нагрянувшей полиции было о чем, пахнувшем судом и тюрьмой, вспомнить новоявленному землевладельцу!
Вызвало недоумение — почему Лещов пожаловал ночью да еще со стражниками? Ведь не собрался он кандалы на него надеть? Договориться всегда способнее келейно, без свидетелей… а тут… Нет, что-то не то! Бурова все более томило беспокойство. Он усиленно захлопотал об угощении: нарезал крупными долями огурцы, вскрыл, тяжело сопя, банку сардинок. Хмель и сонливость как ветром сдуло. Представитель власти хранил многозначительное молчание, таившее, после странного вопроса, почти зловещий смысл.
Убрав со стола остатки еды, Таня накрыла его свежей скатертью и вновь уставила снедью. Лещов внимательно следил за приготовлениями и, когда увидел на столе графин с давно знакомой ему буровской настойкой, велел нарезать репчатого лука и выслать служанку в людскую.
— Обойдемся без самовара, — отверг он предложение хозяина. — Или после закажем. А теперь надо без лишних ушей, — добавил он, когда за Таней хлопнула дверь.
Не дождавшись приглашения хозяина, Лещов наполнил стаканы.
— Нехорошее дело, скажу без обиняков… Пахнет черт знает чем, да-с! О государственных преступниках…
— Да я тут при чем, помилуй, ваше благородие, — изумился Буров. — Как это до меня касаемо?
— То-то, что касаемо! То-то, что при чем! — Лещов пожевал закуску после выпитого залпом стакана, аккуратно вытер губы уголком скатерти и заглянул в вынутый им из портфеля лист бумаги, отпечатанный на машинке. — Пустошь… э-э… Троицкий лог кому принадлежит?
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
Командующий американским экспедиционным корпусом в Сибири во время Гражданской войны в России генерал Уильям Грейвс в своих воспоминаниях описывает обстоятельства и причины, которые заставили президента Соединенных Штатов Вильсона присоединиться к решению стран Антанты об интервенции, а также причины, которые, по его мнению, привели к ее провалу. В книге приводится множество примеров действий Англии, Франции и Японии, доказывающих, что реальные поступки этих держав су щественно расходились с заявленными целями, а также примеры, раскрывающие роль Госдепартамента и Красного Креста США во время пребывания американских войск в Сибири.
Ларри Кинг, ведущий ток-шоу на канале CNN, за свою жизнь взял более 40 000 интервью. Гостями его шоу были самые известные люди планеты: президенты и конгрессмены, дипломаты и военные, спортсмены, актеры и религиозные деятели. И впервые он подробно рассказывает о своей удивительной жизни: о том, как Ларри Зайгер из Бруклина, сын еврейских эмигрантов, стал Ларри Кингом, «королем репортажа»; о людях, с которыми встречался в эфире; о событиях, которые изменили мир. Для широкого круга читателей.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.