Избранное - [177]
— К черту докторов! — огрызнулся Уорли.
Он редко раздражался, зная, что выходить из себя глупо и только себе во вред, но уж очень надоел Филмор, все пристает, поучает его. Кому лучше знать, как не ему самому… А кроме того, он соглашается далеко не всегда, он придирчиво выбирает общество и считает, что лучше остаться дома, чем проскучать целый вечер. Филмор просто чепуху говорит, утверждая, будто бы он выезжает каждый божий день. Он ведь не то что престарелая миссис Джаспер.
Он самодовольно усмехнулся, вызвав в памяти ее дряхлый образ. «Нашел с кем сравнивать», — хихикнул он про себя. При этом сопоставлении, от которого он так выигрывал, к нему вернулось хорошее расположение духа.
Бедная старушенция, бедная Эвелина Джаспер! Во времена его молодости, да и зрелости, она была главной в Нью-Йорке по части званых обедов, «хозяйка номер один» — называли ее газеты. Ее большой особняк на 5-й авеню представлял собой увеселительную машину. Только ради званых вечеров она жила, дышала и снова и снова помещала капитал. Сначала она устраивала свои приемы под тем предлогом, что ей надо выдать замуж дочерей и развлечь сыновей. Но, когда сыновья женились, а дочери повыходили замуж, она этого словно и не заметила: так и продолжала принимать гостей. Сотни, нет, тысячи обедов (на золоте, разумеется, с орхидеями и деликатесами не по сезону) прошли в этой громадной, богатой столовой, которую ничего не стоило, закрыв глаза, усилием воображения превратить в железнодорожный буфет для миллионеров на крупной станции до изобретения вагонов-ресторанов.
Уорли так и сделал: прикрыл глаза и вообразил себе это превращение. Забавы ради он пустился в подсчеты годового числа гостей, седел барашков, бараньих ног, черепах, нырков, бутылок шампанского и пирамид из парниковых фруктов, прошедших через эту комнату за последние сорок лет.
Даже и сейчас — разве не сказала ему на днях одна из племянниц старой Эвелины, одновременно подтрунивая над нею и ужасаясь своего признания, что старая дама, угасающая от размягчения мозга, все еще мнит себя первой хозяйкой Нью-Йорка, все еще рассылает приглашения (которые, конечно, не доставляют по адресу), все еще заказывает черепаховое филе, шампанское и орхидеи и всякий вечер в диадеме, криво сидящей поверх иссиня-черного парика, спускается в большие, уставленные мебелью в чехлах гостиные, чтобы принимать вереницы воображаемых гостей?
Вздор, разумеется, макаберные шутки сумасбродной Нелли Пирс, всегда любившей подтрунивать над своей тетушкой… Однако Уорли не удержался от улыбки, представив себе, как скучные, однообразные обеды все еще продолжают происходить в затуманенном сознании Эвелины. «Бедная старуха!» — подумал он. А ведь по-своему она права. Зачем, спрашивается, и в самом деле прекращаться этому устоявшемуся типу развлечения? Действо это совершалось настолько на один лад, настолько никогда не менялось, что не так уж трудно вообразить, как в усталом мозгу хозяйки все обеды, которые она дала за свою жизнь, слились в одну гигантскую пирамиду яств и напитков, а одни и те же сонные лица, неизменно одни и те же, склоняются над теми же золотыми приборами.
Энсон Уорли, слава тебе господи, никогда не измерял жизненные ценности массой и объемом. Уже много лет он не обедал у миссис Джаспер. Он и сам сознавал, что вел себя в этом отношении не вполне безупречно. В прошлом он, бывало, не раз и не два принимал ее приглашение (всегда присылавшееся за несколько недель), а потом в самую последнюю минуту отказывался ради чего-то более занимательного. В конце концов, чтобы избежать подобных ситуаций, он взял себе за правило тут же отвечать ей отказом. Он даже, помнится, как-то раз удачно пошутил, когда ему передали, что миссис Джаспер не понимает, в чем дело… немного обижена… не верит, чтобы и вправду он всегда был уже приглашен в другое место в день ее приемов… «Ах, не верит? Она хочет правды? Хорошо же! В следующий раз ответом на „Миссис Джаспер просит оказать ей честь…“ будет „Мистер Уорли отказывается от чести скучать“. Уж это она поймет, а?» Его фразу в том сезоне сразу же подхватили в их узком кругу: «Мистер Уорли отказывается от чести скучать», — отлично, просто превосходно. «Любезный Энсон, надеюсь, вы не откажетесь от чести поскучать у нас в следующее воскресенье на ленче и познакомиться с неким индийским йогом?», или с саксофонистом, или с гениальным юным мулатом, исполняющим негритянские спиричуэлс на зубной щетке, и так далее, и тому подобное. Он, правда, надеялся, что до бедной старой Эвелины его «мо» не дошло…
— И не подумаю оставаться дома, с какой стати? Болен я, по-вашему, что ли? — он резко повернулся лицом к Филмору. — Что вы такое во мне узрели?
Длинная физиономия лакея вытянулась еще больше. Она всегда вытягивалась, когда он слышал подобные вопросы, — это был единственный способ придать ей какое-то выражение. Затем он удалился в спальню, а Уорли остался сидеть у камина в библиотеке… один… Интересно бы знать, что такого увидел в нем Филмор сегодня? Утром, когда он совершал свою обычную прогулку вокруг Парка (а этим нынче и ограничивался его моцион!), у него и в самом деле появилось ощущение тумана в голове, но ощущение было мимолетным, и Филмор ничего не мог об этом знать. К тому же, едва состояние это прошло, голова у него словно сделалась еще яснее и глаза зорче обычного. Так бывает, размышлял он, с электрическим светом: читаешь у себя в библиотеке, и вдруг лампочки, на мгновение потухнув, вспыхивают особенно ярко, и, моргнув от ослепительной вспышки, говоришь себе: «Значит, сейчас опять погаснут».
Графиня Эллен Оленская погружена в свой мир, который сродни музыке или стихам. Каждый при одном лишь взгляде на нее начинает мечтать о неизведанном. Но для Нью-Йорка конца XIX века и его консервативного высшего света ее поведение скандально. Кузина графини, Мэй, напротив — воплощение истинной леди. Ее нетерпеливый жених, Ньюланд Арчер, неожиданно полюбил прекрасную Эллен накануне своей свадьбы. Эти люди, казалось, были созданы друг для друга, но ради любви юной Мэй к Ньюланду великодушная Оленская жертвует своим счастьем.
Впервые на русском — один из главных романов классика американской литературы, автора такого признанного шедевра, как «Эпоха невинности», удостоенного Пулицеровской премии и экранизированного Мартином Скорсезе. Именно благодаря «Дому веселья» Эдит Уортон заслужила титул «Льва Толстого в юбке».«Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселья», — предупреждал библейский Екклесиаст. Вот и для юной красавицы Лили Барт Нью-Йорк рубежа веков символизирует не столько золотой век, сколько золотую клетку.
Впервые на русском — увлекательный, будто сотканный из интриг, подозрений, вины и страсти роман классика американской литературы, автора такого признанного шедевра, как «Эпоха невинности», удостоенного Пулицеровской премии и экранизированного Мартином Скорсезе.Сюзи Бранч и Ник Лэнсинг будто созданы друг для друга. Умные, красивые, с массой богатых и влиятельных друзей — но без гроша в кармане. И вот у Сюзи рождается смелый план: «Почему бы им не пожениться; принадлежать друг другу открыто и честно хотя бы короткое время и с ясным пониманием того, что, как только любому из них представится случай сделать лучшую партию, он или она будут немедленно освобождены от обязательств?» А тем временем провести в беззаботном достатке медовый не месяц, но год (именно на столько, по расчетам Сюзи, хватит полученных ими на свадьбу подарков), переезжая с виллы на озере Комо в венецианское палаццо и так далее, ведь многочисленные друзья только рады их приютить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу вошли рассказы Эдит Уортон из сборников разных лет.Примечания М. Беккер и А. Долинина.
В романе «Век наивности», написанном в 1920 г. Эдит Уортон рисует сатирическую картину нью-йоркского высшего общества 70-х годов прошлого века.Вступительная статья А. Зверева. Примечания М. Беккер и А. Долинина.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.