Избранное - [153]

Подъезжая к краю деревни, они услышали ребячий гомон и увидели на пустыре у церкви ораву мальчишек с салазками, которые, вдоволь накатавшись, разбегались в разные стороны.

— День-два теперь не будет у них забавы, — сказал Итан, взглянув на небо. — Похоже, оттепель идет.

Мэтти не отозвалась, и он добавил:

— А ведь мы вчера сами собирались покататься!

Она по-прежнему не отвечала, и, повинуясь безотчетному желанию как-то скоротать тот последний мучительный час, который им еще оставалось провести вместе, он заметил с некоторой непоследовательностью:

— Правда, странно, что мы так толком и не покатались? Один-единственный раз выбрались, прошлой зимой.

— Меня ведь в Старкфилд редко отпускали, — проговорила она.

— И то верно, — согласился Итан.

Они приближались к началу спуска. Между смутно белевшей в темноте церковью и черной завесой варнумовских елок дорога на Корбери круто уходила вниз; на ней не было ни души. Итан и сам не знал, что подтолкнуло его сказать:

— А хочешь, я тебя сейчас прокачу? Она недоверчиво засмеялась:

— Что ты, у нас времени нет!

— Времени хоть отбавляй. Давай прокатим!

У него было только одно желание — подольше оттянуть тот момент, когда надо будет поворачивать к Корбери-Флэтс.

— А как же эта… новенькая? — в нерешительности проговорила Мэтти. — Она ведь будет ждать на станции.

— Подождет, ничего с ней не сделается! Не ей, так тебе пришлось бы ждать. Пошли!

Властная нотка, прозвучавшая в его голосе, заставила ее подчиниться, и когда он соскочил с козел и подал ей руку, она не стала упираться и только сказала, растерянно оглядываясь по сторонам:

— А где же мы салазки возьмем?

— Будут и салазки! Вон, видишь, стоят под елками.

Он накинул медвежью полсть на гнедого, который покорно стоял у обочины, в задумчивости понурив голову; потом схватил Мэтти за руку и потащил за собой.

Она послушно уселась на санки, а он умостился сзади, обхватил ее рукой и притянул к себе вплотную, так что ее волосы касались его щеки.

— Ну, как ты там, Мэтт? Все в порядке? — крикнул он — почему-то так громко, словно она была на той стороне улицы.

Она повернула голову и сказала:

— Ужасно темно, Итан. Ты увидишь, как съезжать? Он расхохотался с видом превосходства: — Да я по этой горе с завязанными глазами съеду! — и Мэтти тоже засмеялась, словно радуясь его бесстрашию.

Тем не менее он минуту помедлил, напряженно вглядываясь в покатую ледяную плоскость. Наступало самое обманчивое время суток — тот час, когда остатки дневного света смешиваются с вечерней мглой и в этой путанице дня и ночи искажаются расстояния и пропадают ориентиры.

— И-эхх! — выкрикнул Итан.

Санки, подпрыгнув, рванулись вперед и, постепенно выравнивая ход и набирая скорость, полетели вниз, в зияющую впереди черную бездну. Ветер пел у них в ушах, как гигантский церковный орган. Мэтти сидела не шевелясь, но когда они были уже недалеко от того места, где кончался первый спуск и где кривой ствол старого вяза угрожающе выдавался на дорогу, ему почудилось, что она вздрогнула и теснее прижалась к нему.

— Не робей, Мэтт! — крикнул он в упоении бешеного разлета и, ловко обогнув опасное место, снова направил санки вниз. Они со свистом пронеслись по второму спуску и покатили по ровной дороге, постепенно замедляя ход; и тут Итан услышал счастливый смех Мэтти.

Они встали и двинулись обратно в гору. Одной рукой Итан тащил салазки, другой держал под руку свою спутницу.

— Ты что, испугалась, что мы врежемся в дерево? — по-мальчишески задорно спросил он.

— Я ведь говорила, что с тобой я ничего не боюсь, — отвечала она.

Опьяненный происходящим, Итан ни с того ни с сего расхвастался, что случалось с ним крайне редко.

— Место, между прочим, каверзное. Чуть-чуть не туда подашь — и готово дело, так съедешь, что больше не встанешь. Но я умею так рассчитывать, что на волосок не ошибусь — у меня отроду такой глазомер.

— Я знаю, что у тебя глаз очень верный… — тихо сказала Мэтти.

Уже почти стемнело; небо было беззвездное; вокруг стояла мертвая тишина. Молча, рука об руку они поднимались в гору, и на каждом шагу Итан твердил про себя: «Мы идем вместе в последний раз».

Наконец они добрались до самого верха и поравнялись с церковью. Итан наклонился и спросил у Мэтти:

— Устала?

И она, часто дыша, отозвалась:

— Ну что ты! Было так чудесно!

Он повел ее к варнумовским елкам, крепче прижав к себе.

— Салазки, наверно, Нед Хейл позабыл. Оставлю-ка я их где взял.

Он подкатил санки к калитке Варнумов и прислонил к забору в густой тени елок. Выпрямившись, он почувствовал в темноте, что Мэтти придвинулась к нему вплотную.

— Здесь целовались тогда Нед и Рут? — задыхаясь, шепнула она и порывисто обняла его. Ее губы, как бы ища спасения, скользили по его лицу, и он сжал ее в объятиях, потрясенный и счастливый.

— Прощай, Итан, прощай! — прошептала Мэтти и снова поцеловала его.

— Нет, Мэтт! Я тебя не отпущу! — вырвалось у него, как давеча на кухне.

Она высвободилась из его объятий и разрыдалась.

— Я и сама уехать не смогу!

— Что же делать, Мэтт? Что нам делать?

В напряженной тишине часы на церковной башне пробили пять.

— Ой, Итан, мы опоздаем! — воскликнула она сквозь слезы.