Избранное - [152]
— Итан, пора ехать, — сказала вдруг Мэтти и встала. Он продолжал рассеянно глядеть на нее, не вполне отрешившись от власти своих грез, и машинально отмахнулся:
— Много еще времени…
Они стояли, не сводя друг с друга глаз, и каждый словно старался вобрать в себя и навсегда удержать черты другого. Он столько собирался сказать ей, но здесь, у озера, где роились летние воспоминания, сказать ничего не мог — и, повернувшись, молча пошел вслед за нею к саням. Когда они снова проезжали сосновой рощей, солнце уже скрылось за холмами и стволы из красноватых сделались серыми.
По кружной дороге между полями они выбрались на проселок, ведущий в Старкфилд. На открытом пространстве было еще совсем светло; горы на востоке сияли холодным алым отблеском заката. По пути им попадались купы деревьев, похожие на взъерошенных птиц, спрятавших голову под крыло, — с приближением ночи деревья как будто теснее прижимались друг к другу. Небо понемногу бледнело и на глазах отдалялось от земли, и земля от этого казалась еще более одинокой и унылой.
Повернув к Старкфилду, Итан спросил:
— Ты что-нибудь надумала, Мэтт? Она немного помедлила.
— Попробую опять наняться в магазин…
— Ты же знаешь, что эта работа не по тебе. Целый день на ногах, в духоте — ты и в прошлый раз едва выжила.
— Я теперь стала сильная, не то что раньше.
— Вот-вот, поздоровела мало-мальски на свежем воздухе, так теперь хочешь, чтобы все пошло насмарку!
На это возразить было нечего, и разговор снова на некоторое время прервался. Итан не сводил глаз с дороги, любой отрезок которой был ему чем-то памятен: вот тут они с Мэтти стояли, тут смеялись, там просто молчали… На каждом шагу прошедшее цеплялось за него и тянуло назад.
— А у отца твоего нету родственников, чтоб могли тебе помочь?
— Есть-то они есть, да я к ним не пойду. Собравшись с духом, он заговорил глухим голосом:
— Ты знаешь, Мэтт, я бы все сделал для тебя, если б мог…
— Я знаю, Итан…
— Но я не могу!
Она не ответила, но Итан почувствовал, что плечи у нее задрожали.
— Ох, Мэтт, — вырвалось у него, — если б я мог сейчас с тобой уехать — все бы бросил, пропади оно пропадом!
Она повернулась к нему и вытащила из-за пазухи листок бумаги.
— Я… я у тебя нашла вот это.
И хотя в воздухе уже темнело, он сразу узнал свое прощальное письмо к жене — то самое, которое он начал прошлой ночью и позабыл на столе.
Мгновенное изумление сменилось бурным приливом радости.
— Мэтт, а ты? Ты согласилась бы уехать со мной?
— Ох, Итан, Итан, что теперь об этом говорить? — И она исступленно порвала письмо на мелкие клочки, которые, кружась, упали в снег.
— Нет, ты скажи! Скажи! — молил он.
Она помедлила, потом сказала тихо-тихо, так что ему пришлось пригнуться к ней почти вплотную:
— Я и сама об этом думала, особенно летом, по ночам, когда луна мне спать не давала.
Волна нежной благодарности захлестнула Итана.
— Так, значит, ты еще с лета?..
Она ответила не раздумывая, словно давно уже вела отсчет времени от этого дня:
— С того раза, как мы были на Черном озере.
— Стало быть, ты потому тогда подошла и дала мне кофе первому?
— Не знаю. Разве первому? Я сначала ужасно огорчилась, что ты не захотел со мной пойти на этот пикник, а когда я тебя потом на берегу увидела, то подумала — а вдруг ты нарочно сделал круг, пошел домой мимо озера, и я сразу так обрадовалась!
В молчании они доехали до места, где дорога ныряла в заросший гемлоком овражек у поворота на фромовскую лесопилку; и пока сани спускались под гору, вместе с ними, словно черная пелена, ниспадавшая с раскидистых ветвей, в лощину спустилась темнота.
— Я связан по рукам и ногам, Мэтт, — снова начал он. — Я ничего не могу, ничегошеньки.
— Ты хоть пиши- мне время от времени, Итан.
— Да что письма, какой в них прок! Мне надо, чтоб вот я протянул руку—и ты рядом. Я хочу для тебя все делать, хочу, чтоб ты никаких забот не знала. Всю жизнь хочу с тобой быть — ив беде, и в болезни.
— Ты не думай, я не пропаду.
— И без меня проживешь? Ты это хочешь сказать? Замуж, что ли, выйдешь?
— Ох, Итан! — задохнулась Мэтти.
— Я как представлю тебя с другим, так прямо сам не знаю, что со мной творится… Кажется, скорей готов тебя в могиле увидеть!
— И пускай бы, пускай бы я умерла! — прорыдала Мэтти.
Ее слезы вмиг отрезвили Итана, и он тут же устыдился своей безрассудной вспышки.
— Полно, что ты! Не надо так говорить! — сказал он тихо.
— Почему же не надо, раз это правда? Я с самого утра только и думаю, как бы мне умереть!
— Мэтт, прекрати! Не смей так говорить!
— Ни от кого я в жизни добра не видела, кроме как от тебя!
— И так не говори! Каково мне это слушать, когда я для тебя пальцем не могу шевельнуть?
— Ну и что? Все равно это правда!
Они были уже на вершине Школьной горки; внизу под ними, в ранних сумерках, раскинулся Старкфилд. В гору от поселка весело катили щегольские санки, которые скоро вынеслись им навстречу, оглушив их переливчатым звоном бубенцов, так что они едва успели выпрямиться и придать лицу безразличное выражение.
В домах вдоль главной улицы уже засветились огоньки, и было видно, как то тут, то там распахивались калитки — жители понемногу расходились по домам. Итан тронул гнедого кнутом, и тот немного прибавил шагу.
Графиня Эллен Оленская погружена в свой мир, который сродни музыке или стихам. Каждый при одном лишь взгляде на нее начинает мечтать о неизведанном. Но для Нью-Йорка конца XIX века и его консервативного высшего света ее поведение скандально. Кузина графини, Мэй, напротив — воплощение истинной леди. Ее нетерпеливый жених, Ньюланд Арчер, неожиданно полюбил прекрасную Эллен накануне своей свадьбы. Эти люди, казалось, были созданы друг для друга, но ради любви юной Мэй к Ньюланду великодушная Оленская жертвует своим счастьем.
Впервые на русском — один из главных романов классика американской литературы, автора такого признанного шедевра, как «Эпоха невинности», удостоенного Пулицеровской премии и экранизированного Мартином Скорсезе. Именно благодаря «Дому веселья» Эдит Уортон заслужила титул «Льва Толстого в юбке».«Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселья», — предупреждал библейский Екклесиаст. Вот и для юной красавицы Лили Барт Нью-Йорк рубежа веков символизирует не столько золотой век, сколько золотую клетку.
Впервые на русском — увлекательный, будто сотканный из интриг, подозрений, вины и страсти роман классика американской литературы, автора такого признанного шедевра, как «Эпоха невинности», удостоенного Пулицеровской премии и экранизированного Мартином Скорсезе.Сюзи Бранч и Ник Лэнсинг будто созданы друг для друга. Умные, красивые, с массой богатых и влиятельных друзей — но без гроша в кармане. И вот у Сюзи рождается смелый план: «Почему бы им не пожениться; принадлежать друг другу открыто и честно хотя бы короткое время и с ясным пониманием того, что, как только любому из них представится случай сделать лучшую партию, он или она будут немедленно освобождены от обязательств?» А тем временем провести в беззаботном достатке медовый не месяц, но год (именно на столько, по расчетам Сюзи, хватит полученных ими на свадьбу подарков), переезжая с виллы на озере Комо в венецианское палаццо и так далее, ведь многочисленные друзья только рады их приютить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В романе «Век наивности», написанном в 1920 г. Эдит Уортон рисует сатирическую картину нью-йоркского высшего общества 70-х годов прошлого века.Вступительная статья А. Зверева. Примечания М. Беккер и А. Долинина.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 - 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В десятый том Собрания сочинений вошли стихотворения С. Цвейга, исторические миниатюры из цикла «Звездные часы человечества», ранее не публиковавшиеся на русском языке, статьи, очерки, эссе и роман «Кристина Хофленер».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (18811942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В четвертый том вошли три очерка о великих эпических прозаиках Бальзаке, Диккенсе, Достоевском под названием «Три мастера» и критико-биографическое исследование «Бальзак».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В второй том вошли новеллы под названием «Незримая коллекция», легенды, исторические миниатюры «Роковые мгновения» и «Звездные часы человечества».
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
„А. В. Амфитеатров ярко талантлив, много на своем веку видел и между прочими достоинствами обладает одним превосходным и редким, как белый ворон среди черных, достоинством— великолепным русским языком, богатым, сочным, своеобычным, но в то же время без выверток и щегольства… Это настоящий писатель, отмеченный при рождении поцелуем Аполлона в уста". „Русское Слово" 20. XI. 1910. А. А. ИЗМАЙЛОВ. «Он и романист, и публицист, и историк, и драматург, и лингвист, и этнограф, и историк искусства и литературы, нашей и мировой, — он энциклопедист-писатель, он русский писатель широкого размаха, большой писатель, неуёмный русский талант — характер, тратящийся порой без меры». И.С.ШМЕЛЁВ От составителя Произведения "Виктория Павловна" и "Дочь Виктории Павловны" упоминаются во всех библиографиях и биографиях А.В.Амфитеатрова, но после 1917 г.