Избранное. Том второй - [183]
«Вот так, – философски заключил Вася. – Род приходит, и род преходит. А земля вовеки стоит...»
- Это хороший человек! – горячо доказывал цыган, словно кто-то с ним спорил. – Это очень хороший человек!
- Самый лучший, – поддакивали ему маленькие цыганки.
- Да! Да! – сквозь слёзы кричал Димка.
Сэротетто вхолостую гонял двигатель, и рёв его проникал через стены. Там, в доме, лёжа на старых газетах, изнемогал от боли старый художник. Иногда эта боль была так сильна, что он надолго терял сознание. Потом открывал воспалённые глаза, чему-то улыбался сухими губами, кого-то звал неслышным голосом. Неслышным, потому что ревел вертолёт и в соседней комнате, рожая, очень громко кричала Тидне.
«Кричу я, – принимая крик роженицы за свой, думал художник. – Зачем я кричу-то? Терпеть надо. Теперь уж скоро...»
- Мне бы туда, – робко и неизвестно кому сказал журналист, бывавший в самых неожиданных переделках. Однако и ему не доводилось присутствовать одновременно при смерти и при родах. – Я должен это видеть. Понимаете?
Анфиса Ивановна металась между ложем роженицы и смертным одром. В печке грелась вода. На лавке дымился ядовито-зелёный отвар. Она поила им старика, меняла повязки, прикладывала к воспалённой багровой ране листья каких-то трав. «Не жилец, – вздыхала печально, а лицом улыбалась, подбадривала умирающего. – Сдал Петрович...»
Потом уходила к Тидне, извивавшейся на оленьих шкурах.
Кузьмин неслышно проник в дом. На цыпочках подкравшись к художнику, заглянул ему в глаза и чуть слышно спросил:
- Вам плохо?
Вопрос был глупый, и Вася сам это знал, но ничто другое не пришло ему на ум. Да и не всё ли равно, кто и какие скажет теперь слова? Они Вениамину Петровичу ничем не помогут. Художник давно это понял, давно прочитал свой приговор в глазах Анфисы Ивановны.
- Только бы успеть... передать бы... – думал отрывисто, изо всех сил стараясь припомнить, что именно нужно успеть и кому передать.
- Скоро вертолет исправят... Вас доставят в больницу, – утешал его Вася. – Потерпите немножко!
- Туда... к Вере, – вспомнил наконец художник и облегчённо улыбнулся. – Туда, пожа... пожалуйста.
Вася не понял, чего он хочет, и стал допытываться, кто такая Вера, к которой хочет умирающий. Он слишком громко допытывался: его услыхала Анфиса Ивановна, пошла, чтоб вытурить, но в это время двинулся плод.
Высказав последнее свое пожелание, Петрович закрыл глаза. С этого мгновения до самой кончины он ясно сознавал себя, мог размышлять и пользовался этой последней возможностью... Боль или смилостивилась над ним и утихла, или онемело уставшее от неё тело, как говорят, притерпелось.
А Вася разрывался, то приникал к двери, где слышались мучительные стоны роженицы, то подсаживался к художнику и утешал его, едва ли сам вникая в смысл утешений.
- А может, поплывёте? Тут баржа на приколе...
- Туда... к Вере, – повторил художник, не открывая глаз. Услыхав слабенький писк в горнице, улыбнулся. Вася, выпучив глаза, метнулся в сенки и заорал:
- Человек родился! Эй! Слышите? Чело-ове-ек! – его не поняли, потому что не слышали. Но вот вертолёт заглох, и Анфиса Ивановна торжествующе оповестила:
- Парень!
- Ай да Тидне! – пробасил Яков Иванович. – Не подвела!
А Вася, опомнившись, спохватился:
- Старик-то, художник-то... какую-то Веру зовёт. Кто здесь Вера?
- Вера там, – пояснил ему Димка, показав на юг, вверх по течению. – Вера Сергеевна. Он хочет, наверно, проститься. Тима, отвези его, а?
Цыган, выпачканный мазутом, непонимающе глянул на него и отвернулся. Для него никто, кроме Наташи и вертолёта, сейчас не существовал.
- Слышишь, Тима? Вениамин Петрович умирает... Отвези его на своей барже! – не отставал Димка.
- Видишь, я занят. Вот подниму вертолёт, тогда...
- Тогда будет поздно! Предатель ты! – закричал на него Димка, затопал ногами. – Все вы предатели!
- Не плачь, мальчик! – успокоила Наташа. Если вертолёт взлетит, мы немедленно доставим твоего друга...
- А пока вон тот... Эй, как тебя? – позвал Тимофей неприкаянно бродившего по селу Ваню. – Ты, голландец! Садись на мою посудину!
- Как? – не понял его Ваня. Он вообще с некоторых пор понимал людей с трудом.
- А вот так, ножками! – Тимофей взял его на руки, забросил на палубу. – Отвезёшь Петровича, куда он скажет. Понял?
- А потом? Куда эту баржу?
- Можешь забрать себе. Или пустить по течению. Мне всё равно.
Цыган снова занялся ремонтом, а журналист, Яков Иванович и знахарка перенесли художника на баржу.
- Петрович, – сказал цыган, испытывая угрызения совести. – Ты уж прости, что я не еду. Вот эта бандура сломалась. Если сделаю – догоню тебя. Уговор?
Художник моргнул, соглашаясь, но мысленно возразил: «Не догонишь, Тима. Я знаю, что не догонишь...». Смерти он не боялся, но о непрожитых днях жалел. А более всего о том, чего не увидел. Мир велик и прекрасен, а старый художник видел лишь краешек его, не успев заглянуть в самую сердцевину. Где она, сердцевина? Может, там, за лесным окоёмом, – где бушует сейчас пожар, где Тэмня и куда должен лететь вертолёт? А может, здесь как раз сердцевина? Или – начало начал?
Человек вот родился. Ещё не имеющий имени маленький человек. И человек шестидесяти семи лет от роду, носивший имя Вениамин – сын десницы, собрался в мир иной, неведомый. Никто оттуда не может сказать, хорош он или плох. И потому не нужно бояться и сокрушать и без того отстукивающее последние удары сердце.
В публикуемых в первом томе Зота Корниловича Тоболкина романах повествуется о людях и событиях середины XVII – начала XVIII веков. Сибирский казак-землепроходец В.В. Атласов – главный герой романа «Отласы». Он совершил первые походы русских на Камчатку и Курильские острова, дал их описание. Семён Ульянович Ремезов – строитель Тобольского кремля – главное действующее лицо романа «Зодчий». Язык романа соответствует описываемой эпохе, густ и простонароден.
В новом романе тюменский писатель Зот Тоболкин знакомит нас с Сибирью начала XVIII столетия, когда была она не столько кладовой несметных природных богатств, сколько местом ссылок для опальных граждан России. Главные герои романа — люди отважные в помыслах своих и стойкие к превратностям судьбы в поисках свободы и счастья.
В сборник драматических произведений советского писателя Зота Тоболкина вошли семь его пьес: трагедия «Баня по-черному», поставленная многими театрами, драмы: «Журавли», «Верую!», «Жил-был Кузьма», «Подсолнух», драматическая поэма «Песня Сольвейг» и новая его пьеса «Про Татьяну». Так же, как в своих романах и повестях, писатель обращается в пьесах к сложнейшим нравственным проблемам современности. Основные его герои — это поборники добра и справедливости. Пьесы утверждают высокую нравственность советских людей, их ответственность перед социалистическим обществом.
Новая книга Зота Тоболкина посвящена людям трудового подвига, первооткрывателям нефти, буровикам, рабочим севера Сибири. Писатель ставит важные нравственно-этические проблемы, размышляет о соответствии человека с его духовным миром той высокой задаче, которую он решает.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.