Избранное. Том первый - [34]

Как-то раз Димо проходил по их улице и зашел к ним. Старуха мяла коноплю на гумне. Тошка приняла гостя, увела его под навес и рассказала ему о своих горестях. Говорила она то спокойно, ровным голосом, словно читая вслух книгу, то принималась плакать, давясь слезами, всхлипывая и не зная, в каком порядке рассказывать. Димо слушал молча. Но ясно было, что все это ему очень не нравится.

— Я уже раз говорил ему, — сказал он наконец, угрожающе мотнув головой.

Тошка ахнула от удивления и широко раскрыла глаза.

— Говорил? С кем ты говорил? Когда говорил?

— С Иваном. Недавно.

— Про меня говорил ему?

— Про тебя, конечно. Тут ведь сплетни пошли…

— Какие сплетни? Когда?

— Дурацкие сплетни. Будто не ладишь ты с теткой Мариолой… Это твоя тетка Гела слух пустила… А жене моей про то рассказывала тетка Кина Бунарджийкина.

Тошка побледнела, губы у нее задрожали.

— Дядя Димо, — проговорила она умоляющим голосом, — да ведь я никому ни словечка не проронила… Никому на свете… Вот тебе сейчас… а больше никому.

Но тут она вспомнила, как плакала при тетке Геле. Вот откуда все пошло. Вот откуда сплетни. Только сейчас Тошка поняла, почему Иван и свекровь так на нее косятся… «Тетя Гела!.. Тетя Гела! — повторяла мысленно Тошка. — От нее все пошло».

— Ну, Ванё я хорошенько проберу, — пообещал Димо. — А ведь когда я его спрашивал, есть ли хоть доля правды в этих толках, он сказал, что «мама-де надулась, а за что надулась, не знаю»…

— Он правду тебе сказал… это все мать… А он только молчит, но как будто сердится… На меня и не взглянет, слова мне не скажет.

Тошка старалась оправдать деверя, опасаясь, как бы Димо не выбранил его слишком сурово. И она знала, что во всем виновата свекровь.

— В этом доме и его слово должно быть слышно! — строго отозвался Димо.

— Только знаешь, дядя Димо, — с робкой мольбой проговорила Тошка, — эти наши разговоры пусть тут и останутся — дальше не пойдут… никому про них не сказывай.

Ей хотелось добавить: «Тете Веле не говори», — но она смутилась, запнулась и больше уже не могла выговорить ни слова.

Тошка боялась, как бы Димо не пересказал их разговора жене, а жена его не разболтала об этом по всему селу. Димовица была женщина строгая, молчаливая, но ведь когда речь идет о таких делах, трудно не проговориться. А Димо и в самом деле рассказал жене о своей встрече с Тошкой. И он даже спросил у жены совета — кого лучше пробрать: Ивана, старуху или обоих?

— Ивана, — мгновенно решила Вела. — Если ты хоть слово скажешь тетке Мариоле, она сразу же с нами разругается… Да она и внимания не обратит на твои уговоры…

— Только смотри — обо всем этом молчок; никому не проболтайся, слышишь? — напомнил ей Димо.

— Кому я буду говорить? — отозвалась она немного обиженным тоном. — А вот ты постарайся их помирить, чтоб над ними люди не смеялись.

Но уже вечером она встретила свою младшую золовку и все ей рассказала. Золовка пересказала ее слова сестре. Сестра жила рядом с Арнауткой и в тот же вечер прибежала к ней спросить, правду ли болтают про семью Тошки.

— Правду, как же не правду!.. Уморят они мне бабенку, цыгане проклятые… Нынче же пойду заберу ее… сию минуту пойду!

Но Арнаутка только грозилась. Никуда она не пошла, потому что после первых сплетен Иван обещал выгнать ее прутом, если опять увидит ее у себя во дворе. Однако никто не мог запретить ей шнырять по селу. И на другой же день все узнали, что Мариола Сайбийка решила выжить из дому свою сноху. Все только об этом и говорили. Женщины останавливались на улице, переговаривались через ограды, расспрашивали друг дружку, преувеличивали, выдумывали.

— Уж так ругались, бабоньки, чуть глаза друг другу не повыцарапали!..

— Ну и бой-баба эта Сайбийка… Огонь!..

— Не лает, а кусает, словно мельникова собака…

— Да и молодуха ихняя — тоже ягодка… В тихом омуте черти водятся…

— А когда они ругались, говорят, будто вся улица послушать сбежалась…

— Добро бы только ругались, а то ведь в драку полезли, насилу Мал-Трифон их рознял, а не то они бы космы друг другу повыдергали.

— Так это Мал-Трифон их рознял?

— Он самый.

— А чего он совался? Пускай бы поубивали одна другую.

— Взбесились, должно быть! Что ж, ведь обе они вдовы, ха-ха-ха!

Димо еще не говорил с Иваном, а слух о бабьих пересудах уже успел дойти до старухи. Кина передала ей все, что говорили в селе. Мариола вскипела. И опять взъелась на Тошку.

— Ну и стерва! Ну и сука! Что ей — нечем заняться, что ли, — только и дела, что таскаться к людям да плакаться! Я ей покажу… Выгоню из дому, тогда хоть в будет трепать языком, так не зря!..

Но и на другой день она не нашла удобного случая накинуться на Тошку. И только было собралась, как во двор вошли Иван и Димо. Они молча направились к гумну. По всему было видно, что оба чем-то раздражены.

— Откуда взялись сплетни, это уж не так важно, — сердито проговорил Димо. — Помнишь, я тебе и раньше намекал, а ты твердил: «Ничего такого нет!» Ничего нет, а выходит, что есть. Сплетни ни с того ни с сего не ходят. Пока ветер не подует, лес не зашумит. А ты знаешь, как раздувают всю эту историю Ганчовские? Арнаутка из дома в дом носится…

— А кто виноват? — пожал плечами Иван. — Кому хочется судачить, пускай судачит. На чужой роток не накинешь платок…