Избранное. Стихи, песни, поэмы - [18]

Навстречу пенью утренней волны?

Не потому ли, озарив окрестность,

В неведомую веру обратив,

Морочит душу этот неизвестный,

В тысячелетья канувший мотив?

Так, изогнувшись хищно и горбато,

Фарфор атоллов, акварель лагун

Крушит волна, рождённая когда-то

На противоположном берегу.

Глухая ночь. Предельный угол крена.

Куда плывём погоде вопреки?

Скажи, Улисс, о чём поют сирены?

Хотя бы смысл, хотя бы часть строки!

1984

«Причин потусторонних не ищите…»

Причин потусторонних не ищите.

Уже Сальери держит яд в горсти.

И если Рим нуждается в защите

Гусей, – его, как видно, не спасти.

Всё наперёд записано в анналы,

И лунный диск уменьшился на треть.

Но Моцарт жив, и отступают галлы,

И не сегодня Риму умереть.

Любой полёт – лишь элемент паденья.

Когда кругом обложит вас беда,

Не стоит покоряться Провиденью.

Исчезнет всё, но вот вопрос – когда?

Не надо рвать в отчаянье одежду –

Искусство в том, чтоб не терять лица.

Благословим случайность и надежду

И будем защищаться до конца!

1984

Эгейское море (песня)

Остров Хиос, остров Самос, остров Родос, –

Я немало поскитался по волнам.

Отчего же я испытываю робость,

Прикасаясь к вашим древним именам?

Возвращая позабывшиеся годы,

От Невы моей за тридевять земель

Нас качают ваши ласковые воды –

Человечества цветная колыбель.

Пусть на суше, где призывно пахнут травы,

Ждут опасности по десять раз на дню, –

Чёрный парус, что означить должен траур,

Белым парусом на мачте заменю.

Трудно веровать в единственного бога:

Прогневится и тебя прогонит прочь,

На Олимпе же богов бессмертных много,

Кто-нибудь да согласится нам помочь.

Что нам Азия, что тесная Европа –

Мало проку в коммунальных теремах.

Успокоится с другими Пенелопа,

Позабудет про папашу Телемах.

И плывём мы, беззаботны как герои,

Не жалеющие в жизни ничего,

Мимо Сциллы и Харибды, мимо Трои, –

Мимо детства моего и твоего.

1984, научно-исследовательское судно «Витязь»

Индийский океан (песня)

Тучи светлый листок у луны на мерцающем диске.

Вдоль по лунной дорожке неспешно кораблик плывёт.

Мы плывём на восток голубым океаном Индийским

Вдоль тропических бархатных благословенных широт.

Пусть, напомнив про дом, догоняют меня телеграммы,

Пусть за дальним столом обо мне вспоминают друзья, –

Если в доме моём разыграется новая драма,

В этой драме, наверно, не буду участвовать я.

Луч локатора сонный кружится на тёмном экране.

От тебя в стороне и от собственной жизни вдали

Я плыву, невесомый, в Индийском ночном океане,

Навсегда оторвавшись от скованной стужей земли.

Завтра в сумраке алом поднимется солнце на осте,

До тебя донося обо мне запоздалую весть.

Здесь жемчужин – навалом, как в песне Индийского гостя,

И алмазов в пещерах – конечно же, тоже не счесть.

Пусть в последний мой час не гремит надо мной канонада,

Пусть потом новосёлы моё обживают жильё,

Я живу только раз – мне бессмертия даром не надо,

Потому что бессмертие – то же, что небытие.

Жаль, подруга моя, что тебе я не сделался близким.

Слёз напрасно не трать, – позабудешь меня без труда.

Ты представь, будто я голубым океаном Индийским

Уплываю опять в никуда, в никуда, в никуда.

1984, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев», Индийский океан

Комарово

Время, на час возврати меня в молодость снова,

После вернёшь мою душу на круги свои!

Дачная местность, бетонный перрон, Комарово, –

Низкое солнце и запах нагретой хвои.

Снова сосна неподвижна над рыжею горкой,

Снова с залива, как в юности, дуют ветра.

Память, как зрение, делается дальнозоркой, –

Помню войну – и не помню, что было вчера.

Пахнет трава земляникой и детством дошкольным:

Бодрые марши, предчувствие близких утрат,

Дядька в будёновке и полушубке нагольном,

В тридцать девятом заехавший к нам в Ленинград.

Он подарил мне, из сумки коричневой вынув,

Банку трески и пахучего мыла кусок.

Всё же неплохо, что мы отобрали у финнов

Озеро это и этот прозрачный лесок.

Дачная местность, курортный район Ленинграда.

Тени скользят по песчаному чистому дну.

Кто теперь вспомнит за дымом войны и блокады

Эту неравную и небольшую войну?

Горн пионерский сигналит у бывшей границы.

Вянут венки на надгробиях поздних могил.

Что теперь делать тому, кто успел здесь родиться,

Кто стариков своих в этой земле схоронил?

1985

Двадцать девятое ноября

С утра горит свеча в моём пустом дому

В честь матери моей печальной годовщины.

Я, где бы ни бывал, неясно почему,

Обычай этот чту – на то свои причины.

Кончается ноябрь. Нет хуже этих дней –

Тень снега и дождя летит на подоконник.

Я вспоминаю мать, я думаю о ней,

На огонёк свечи смотрю, огнепоклонник.

Он жёлт и синеват. Смотри и не дыши,

Как льёт неяркий свет в горенье беззаветном

Прозрачная модель витающей души,

Горячая струя, колеблемая ветром.

Свечою тает день. В густеющем дыму

Уходит город в ночь, как в шапке-невидимке.

Недолгая свеча горит в моём дому,

Как юное лицо на выгоревшем снимке.

Беззвучный огонёк дрожит передо мной,

Веля припоминать полузабытый род свой

И сердце бередить унылою виной

Незнания корней и горечью сиротства.

И в комнате сидеть понуро одному,

Укрывшись от друзей, весёлых и беспечных.

До полночи свеча горит в моём дому

И застывает воск, стекая на подсвечник.

1985

Душа

В безвременье ночном покой души глубок –

Ни мыслей о судьбе, ни тени сновиденья.