Избранное. Стихи, песни, поэмы - [16]

Когда лицо устало вытер,

Закончив это полотно?

О чём он думал, старый мастер?

В ночном порту скрипели снасти,

Холодный ветер гнал волну.

Об одиночестве пророка,

Явившегося позже срока,

Попавшего не в ту страну?

Толпа в предчувствии потехи.

Мерцают золотом доспехи,

Ладони тянет нищета.

Окрестность – в ожиданье снега,

И туча провисает с неба,

И над Голгофой – пустота.

1982

Николай Гумилёв

От неправедных гонений

Уберечь не может слово.

Вам помочь не в силах небо,

Провозвестники культуры.

Восемь книг стихотворений

Николая Гумилёва

Не спасли его от гнева

Пролетарской диктатуры.

Полушёпот этой темы,

Полуправда этой драмы,

Где во мраке светят слабо

Жизни порванные звенья –

И застенок на Шпалерной,

И легенда с телеграммой,

И прижизненная слава,

И посмертное забвенье.

Конвоир не знает сонный

Государственных секретов, –

В чём была, да и была ли

Казни грозная причина.

Революция способна

Убивать своих поэтов,

И поэтому едва ли

От погрома отличима.

Царскосельские уроки

Знаменитейшего мэтра,

Абиссинские пустыни

И окопы на Германской…

И твердят мальчишки строки,

Что солёным пахнут ветром,

И туманный облик стынет

За лица бесстрастной маской.

И летят сквозь наше время

Горькой памятью былого,

Для изданий неуместны,

Не предмет для кандидатских,

Восемь книг стихотворений

Николая Гумилёва,

И как две отдельных песни –

Два «Георгия» солдатских.

1982

Иван Пущин и Матвей Муравьёв (песня)

За окнами темно,

Закрыты ставни на ночь.

Ущербная луна

Струит холодный свет.

Раскупорим вино,

Мой друг Иван Иваныч,

Воспомним имена

Иных, которых нет.

Сырые рудники

Хребты нам не согнули.

И барабанный бой

Над нашею судьбой.

Острогам вопреки,

Штрафной чеченской пуле,

Мы выжили с тобой,

Мы выжили с тобой.

Кругом колючий снег,

Пустыня без предела.

За праздничным столом

Остались мы вдвоём.

Идёт на убыль век,

И никому нет дела,

Что мы ещё живём,

Что мы ещё живём,

Свечей ложится медь

На белые затылки.

Страшней стальных цепей

Забвения печать.

Лишь прятать нам под клеть

С записками бутылки

Да грамоте детей

Сибирских обучать.

Не ставит ни во что

Нас грозное начальство,

Уверено вполне,

Что завтра мы умрём.

Так выпьем же за то,

Чтоб календарь кончался

Четырнадцатым не –

забвенным декабрём!

1983

Девятнадцатый век

Век девятнадцатый притягивает нас –

Сегодняшнего давнее начало!

Его огонь далёкий не погас,

Мелодия его не отзвучала.

Забытый век, где синий воздух чист,

Где стук копыт и дребезжанье дрожек,

И кружится неторопливый лист

Над гравием ухоженных дорожек!

А между тем, то был жестокий век

Кровавых войн и сумрачных метелей.

Мы вряд ли бы вернуться захотели

К лучине и скрипению телег.

Минувшее. Не так ли древний грек,

О прошлом сожалея бесполезно,

Бранил с тоскою бронзовый свой век,

Ещё не помышляя о железном.

1982

Иосиф Флавий

Натану Эйдельману

В бесславье или славе

Среди чужих людей

Живёт Иосиф Флавий,

Пленённый иудей?

Глаза его печальны,

И волосы – как медь.

Он был военачальник,

Но медлил умереть.

Рать воинов суровых

Ушла навеки в ночь,

Всесильный Иегова

Не в силах ей помочь.

Ему лишь для мученья

Недоставало сил, –

Ценою отреченья

Он жизнь свою купил.

Живёт Иосиф в Риме,

И римлянам претит,

Что ласковей, чем с ними,

Беседует с ним Тит.

Не знает Цезарь тучный,

За ум его ценя,

Что ввёз он в Рим могучий

Троянского коня.

Твердят про иудея,

Что «Флавий» наречён,

Что он пером владеет

Искусней, чем мечом.

Невольник этот дерзкий

Латынь уже постиг

Сильней, чем иудейский

Свой варварский язык.

У римского причала

Ступив на жёсткий склон,

Диаспоре начало

Положит первым он.

Прилипчив по натуре,

Приникнет он, изгой,

К чужой литературе,

К истории чужой.

Живёт он не затем ли,

Чтоб, уцелев в бою,

Врасти в чужую землю

Надёжней, чем в свою?

1983

Дух времени

Кто за грядущее в ответе,

Монгол, усатый ли грузин?

Дух времени не есть ли ветер,

Как утверждает Карамзин?

Орошено какою тучей,

Из чьих краёв принесено,

Взошло на почве нашей тучной

Холопства горькое зерно?

Страшнее нет господней кары,

Не отмолить её в ночах,

Опричнина или татары

В нас воспитали этот страх?

Стране, где рабство выше нормы

Укоренилось за года,

Вредны внезапные реформы,

Как голодающим еда.

Земля в вечернем освещенье,

И понимается не вдруг,

Что не способно просвещенье

Сей тяжкий вылечить недуг.

Откуда брать исток надежде,

Где корень нынешних потерь?

Как мы вперёд смотрели прежде,

Так смотрим в прошлое теперь!

1983

Мифы Древней Греции

Я перечитываю Куна

Весенней школьною порой.

Мне так понятен этот юный

Неунывающий герой,

За миловидной Андромахой

Плывущий к дальним берегам –

Легко судьбу свою без страха

Вручить всеведущим богам!

Я перечитываю Куна.

Июль безоблачный высок,

И ветер, взбадривая шхуны,

Листает воду и песок.

Сбежим вослед за Одиссеем

От неурядиц и семьи!

В далёких странствиях рассеем

Земные горести свои!

Я перечитываю Куна.

В квартире пусто и темно.

Фонарный свет струится скудно

Через закрытое окно.

Ужасна смерть царя Эдипа,

Язона горестен финал.

Как этот мир устроен дико!

Как век наш суетен и мал!

Когда листва плывёт по рекам,

У осени на рубеже,

Читайте мифы древних греков. –

Там всё написано уже.

Судьба души твоей и тела –

Лишь повторённое кино,

Лишь вариация на тему,

Уже известную давно.

1983

Для чего тебе нужно (песня)

Для чего тебе нужно в любовь настоящую верить?

Всё равно на судах не узнаешь о ней ничего.

Для чего вспоминать про далёкий покинутый берег,