Избранное. Романы - [203]

— Вон мама бранится, — сказал он ребенку. — Завтра выходной день, пойдем в кино, мой жеребеночек.

Мальчик успокоился. Мать занималась своим делом. Раньше проводы Бокая на шахту доставляли ей немало забот: нужно было приготовить мужу рабочую одежду, покормить, дать на работу узелок с едой. А когда Бокай вернется — новые хлопоты: помоги умыться, накрой стол. Теперь эти заботы не нужны. При шахте есть баня и столовая. Перед тем как идти домой, муж и вымоется и закусит. Своенравная женщина, ни о чем не беспокоясь, с утра до вечера с увлечением крутила ручку машинки, оттопырив мизинец и молча шевеля губами.

Когда Бокай оделся и собрался уходить, она остановила его:

— Куда ты? Почему дома не сидится?

— Хочу сходить к Щербакову, пожаловаться. Шахтеры проложили ход, кажется, прямо над нашим домом, будто им не хватает угля в другом месте. Этак и обвал может случиться.

— Зачем же из-за пустяков беспокоить Щербакова? Если обвалится землянка, дадут новую квартиру.

— Дело не в одной нашей землянке, хотя и ее жалко: своими руками сделана! Ударнику в таких случаях молчать не годится. Скажу Щербакову: «Приостанови проходку. Новых домов на всех не хватит. Люди до сих пор, как река, вливаются в Караганду. Зачем же разрушать старое жилье?»

— Пустое говоришь, — надула губы жена. — Лучше потолкуй с Щербаковым, чтобы тебя премировали за хорошую работу. Видишь, сынок подрастает. Весна на дворе — как можно без коровы? Вон Бодаубек и тот уже обзавелся коровой.

— Мать моего ребенка, — строго ответил Бокай, — премия дается не по просьбе, а в приказе, тому, кто ее заслужил. Подожди, всему свое время. Стыдно быть такой жадной.

— Э-эй, ему скоро сорок пять, а он говорит о стыде, словно девушка. Слушай: сегодня ты поужинай в столовой. Мы с Тулеужаном пойдем в гости к Жанабылу. Там сегодня будет угощение, если у Майпы родится сын.

— Пусть сначала родит благополучно, а там видно будет — сын или дочь, — сказал Бокай, направляясь к выходу.

Но уйти ему не удалось, в дверях он столкнулся с Константином Лапшиным.

— А-а-а! — радостно воскликнул Бокай. — Вон кто пожаловал. Наконец-то собрался. Ну, здравствуй, Костя! Здравствуй, присаживайся на самое почетное место!

Лапшин поздоровался за руку с хозяином и хозяйкой, потом с маленьким Тулеужаном, но на почетное место не сел, а устроился на табурете у стены. Он осматривался вокруг маленькими быстрыми глазами, довольно улыбался, приговаривая:

— Хорошо! Очень приятно! По-человечески живете, не то что в дряхлой закопченной юрте. Помнишь, я был у вас прошлой осенью?

— А вот моей жене и этого кажется мало, — пошутил Бокай.

— Костя, ты не верь ему, — отозвалась из кухни хозяйка, наливая воду в новый никелированный самовар. — Он жадничает, копит деньги. А для чего они нужны, если не одеться как следует, не обставить дом…

— Что верно, то верно, — согласился Лапшин. — Э, хозяйка, ты чего там хлопочешь с самоваром? Если для меня, не надо. Я ненадолго зашел.

— А долго ли ему вскипеть, — тараторила молодуха, — пятнадцать минут — и готово. Всегда ты, Костя, торопишься. Не понимаю я, что это значит — некогда да некогда.

— Ты лишнего не говори, готовь скорее, если взялась, — поторопил Бокай.

Как ни отговаривался Лапшин, без чаю не обошлось. На кухне уже загудел самовар. Хозяйка выдвинула на середину комнаты круглый стол и пока хлопотала с закусками, Бокай достал из шкафчика бутылку и пару стаканов. Он встряхнул посудину перед глазами, усмехнулся.

— Я с этой подружкой редко встречаюсь, только при дорогих гостях. Знаешь, Костя, пока жена с чаем хлопочет, не будем терять время, — закуска уже на столе. Чокнемся за нашу дружбу!

Но Лапшин отодвинул стакан.

— Подожди, я хочу серьезно поговорить с тобой, по душам…

Лапшин достал из кармана кисет, неторопливо свернул папироску.

— Вот какое дело, Бокай. Человек ты теперь грамотный, квалификацию приобрел, ударником стал. Вроде как передовой рабочий. Как думаешь, чего тебе не хватает?

— Право, не знаю, Костя, — смутился Бокай. — Я всем доволен. Это вон жена только ворчит…

— Не хватает тебе главного, друг!.. Я так думаю — в партию надо вступать, если хочешь быть настоящим передовиком, — серьезно сказал Лапшин. — Это не только мое мнение, и другие коммунисты так о тебе говорят.

Бокай задумался, наморщив лоб. Каким-то особым светом было озарено лицо его. Наконец он проговорил:

— Я и сам об этом думал… Большое дело, Костя. Быть хорошим коммунистом — потруднее, чем производство освоить.

— Это правильно, Бокай. Да ведь ты не в одиночку ступишь на этот путь. Есть партийная организация, она заботливая и строгая мать каждого коммуниста. Научит…

— Научит, — тихо повторил Бокай. — Спасибо, Костя, за честь и доверие. Не всем выпадает такая честь… Оправдаю…

— А мы поможем оправдать, — добавил Лапшин.

Друзья помолчали. Говорливая хозяйка, понимая серьезность минуты, тоже примолкла, — расставляла чайную посуду, стараясь не греметь.

Лапшин вскинул голову.

— Что же, теперь можно по маленькой. За дружбу, Бокай!

Они чокнулись. Бокай вытер редкие усы, заговорил:

— Бай Калтай, у которого я батрачил, всегда твердил: «Если подружишься с русским — держи камень за пазухой». Вот какой пес! Эх, Костя, Костя! Ты русский, а я казах. И никто мне в жизни не сделал столько хорошего, сколько сделал ты. На ноги меня поставил. А Калтай что?.. Будь он проклят!