Избранное. Романы - [201]

— Не сводите здесь личные счеты! — бросил Бейсек.

Мейрам, постучав карандашом, остановил его.

— Вы кончили, Марияш? — спросил Мейрам. — Слово предоставляется вам, — кивнул он Рымбеку.

Говорливый Рымбек начал свою речь горячо:

— Всем известно, что партийное и административное положение у нас с Махметом совершенно равное. А раз так, то не может быть и речи о моем давлении на него. Он вполне самостоятелен в своих действиях. Городской комитет партии и руководство треста знают, как Махмет поступил к нам на работу. Отдел кадров советовался с кем нужно о его кандидатуре. Это надо учесть тем товарищам, которые обвиняют меня в земляцких связях с Махметом. И вообще здесь слишком много, но в корне неправильно говорили о всяких связях. Было ли хоть одно указание о том, что нельзя принимать на работу людей из той местности, где ты родился сам? Не было таких указаний. Хорошо, пусть такие люди были приняты. Кто-то из них совершил преступление. Но ведь каждый сам отвечает за свои поступки. А Марияш и Канабек требуют, чтобы отвечал я. Кто же из нас нарушает партийные установки? Кто допускает деление людей по родовым и земляцким признакам? Марияш с Канабеком!

— А о своих собственных ошибках вы имеете что-нибудь сказать? — перебил его Мейрам. — Если нет, то и говорить не о чем. Остальное все ясно.

Рымбек осекся. Он мог бы без конца сыпать ядовитыми словами, но теперь поостерегся.

— Конечно, у меня есть и недостатки и ошибки. Но умышленных проступков не было… Что же, если мне больше не разрешают говорить, я кончил, — Рымбек сделал обиженное лицо, в то время как готов был задохнуться от неизлитой злобы.

Наступила очередь Махмета. Он то и дело вытирал со лба обильный пот, все его тучное тело заметно вздрагивало, глаза трусливо бегали. Говорил он путано, перескакивая с одного на другое. В своем кабинете, сидя в мягком кресле, он соловьем заливался перед посетителями, а теперь чувствовал себя жалким воробьем, за которым гонится ястреб. В каждой фразе его к месту и не к месту повторялось слово «партия».

— Признаю, допускал ошибки, но вообще-то я честный человек.

Со всех сторон посыпались вопросы:

— А история с мешком — тоже честное дело?

— Клянусь, я не видел никакого мешка. Только от других слышал о нем.

— От других? — возмущенно переспросил Жанабыл. — А кто с мешком на плечах приходил к отцу некоей девушки? Вы приходили! Когда вашего подношения не приняли, вы потащили мешок обратно. Испугавшись собак, вы бросили свою ношу и побежали. За вами погнался один человек. Так было или не так?

— Нет, не так. Меня оклеветали из личной мести.

— Вы знали, что ваш родственник Байжан торговал из-под полы нормированными товарами? — спросил Жуманияз.

— Откуда мне знать?

— Бывали у него в доме?

— Заходил раза два.

— Вряд ли вы могли забыть о том, что Байжан приехал к нам с одним только ободранным черным сундуком. И вдруг так разбогател! Неужели вы сидели в его доме, закрыв глаза, и ничего не видели?

Махмет хотел ответить, но поперхнулся. Слова застряли у него в горле.

— Ту-у, да он потерял всякую совесть! — воскликнул Жанабыл.

Не вставая с места, заговорил Щербаков:

— Мы теряем много драгоценного времени на разбор этих позорных, жульнических проделок. Но ничего не поделаешь. Слишком вопиющи безобразия. Обвешивания, махинации с карточками, воровство. Главные виновники нам примерно ясны. Вот Бейсек Керимович почему-то отмалчивается. Между тем именно он возглавляет ответственное дело снабжения населения. Молчание это кажется мне странным. Пусть начальник снабжения скажет, как он собирается исправить положение. И пора заканчивать разговоры.

Слово пришлось взять Бейсеку, но он и не думал складывать оружие. Его худощавое смуглое лицо не выражало ни малейшего смущения; черные узкие глаза смотрели самоуверенно. Когда он говорил, были видны два выступающих передних зуба.

— Население города растет, — начал Бейсек. — Этот рост предусмотрен планом снабжения, а продуктов все-таки не хватает. Причиной этому не только хищение и разбазаривание продуктов, вскрытые нами. Как известно, у нас сгорел один из продовольственных складов.

— Но потери от пожара государство нам восполнило, — заметил Мейрам.

— Это верно, — продолжал Бейсек. — Государство не забыло нас. А сейчас выяснилось, что продуктов, к сожалению, сгорело значительно больше, чем мы предполагали вначале. Положение создалось трудное. В этих тяжелых условиях мы не можем простить преступлений Махмета и его подручных. Виновных надо крепко наказать, безжалостно осудить. Но этого мало. Я предлагаю провести поголовную проверку торговых работников и за малейшее упущение строго наказать.

Мейрам, закончив запись на бумажке, обратился к присутствующим:

— Кто еще хочет выступить? Вы не желаете? — обратился он к Ермеку.

— Я согласен с Сергеем Петровичем. Говорили достаточно. Пора, пожалуй, заканчивать, — отозвался тот.

Оставалось выступление секретаря горкома. Мейрам начал с предложения Бейсека.

— Провести массовую проверку торговых работников? — он с сомнением покачал головой. — Мне это предложение, товарищи члены бюро, не нравится. Устраивать шумиху, кампанейщину, отвлекать на эту кампанейщину внимание населения… В общей суете подлинные враги легче могут укрыться. У нас хватит сил, чтобы другими средствами вывести преступников на чистую воду.