Избранное. Романы - [202]

А теперь по существу вопроса. Всем понятно: самое узкое место у нас сегодня — снабжение населения. Народ ради светлого будущего терпит все сегодняшние трудности. Но этому терпению есть граница. Тем, кто вставляет нам палки в колеса, тем, кто мешает созданию Караганды, снисхождения не будет. Вношу предложение: Махмета Торсыкбаева исключить из членов партии. А как можно назвать поведение на сегодняшнем заседании бюро товарища Каримбаева Рымбека? Он пытался спрятаться за спиной других. А ведь за последнее время я дважды вызывал его в эту самую комнату, говорил, что с подбором работников, с воспитанием кадров у нас неблагополучно. Я называл методы его работы бюрократическими. Знаю, что об этом же говорил с ним и товарищ Щербаков. Не помогли Каримбаеву Рымбеку наши беседы… По-моему, он заслужил строгий выговор.

— Не слишком ли? — подал голос Бейсек.

— А что вы предлагаете?

Но Бейсек уклонился от ответа.

— У меня есть еще одно предложение. Надо поручить нашей комиссии под председательством товарища Канабека специально расследовать, какова была причастность самого Бейсека Керимова к вскрытым здесь фактам. Возражений нет?

Все члены бюро проголосовали за это предложение.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Уже несколько дней с юга дул теплый ветер, съедая толстый снежный покров. По улицам шумно потекли мутные потоки. Жильцы земляных бараков, построенных на склонах холмов, высыпали из дверей. В руках у всех были лопаты, кайла. Каждый подрубал лед у своих дверей и отводил воду. Весна принесла много хлопот, но и люди, и животные, и домашняя птица встретили ее радостно. А детей допоздна нельзя было увести с улицы.

Кочегар Бокай копался возле своей землянки. Подрубил лед у входа, отвел бежавший с возвышенности ручей. Теперь он стоял, опершись на лопату, и с удивлением смотрел на распростершуюся перед ним низину. Земля в низине дала осадку, образовалась впадина, такая глубокая, что в ней свободно смог бы разместиться целый аул. Во впадину набежала вода, разлилось озеро, в нем уже плескались утки и гуси.

— Этак и наши бараки могут обвалиться! — пробормотал Бокай.

Он опасался не напрасно. Одна из шахт проложила свои ходы под холмом, на склоне которого был расположен поселок. Бокай знал, что иногда бывают такие случаи: выберут в забоях весь уголь, забросят шахту — и на этом месте почва оседает, образуются балки или глубокие трещины. Порою приходится переносить в другое место не только земляные бараки, но и дома, построенные в прежнее время. Сердцу Бокая было дорого его убогое жилище, сооруженное в поте лица собственными руками.

— Пожалуй, придется доложить Щербакову, — сказал он, поднимаясь на крышу землянки.

Стены жилья выдавались над поверхностью земли не больше чем на метр, земля была насыпана прямо на потолок, и этот пласт заменял крышу. На крыше, аккуратно свернутый и перевязанный веревкой, лежал ветхий большой войлок, которым Бокай в прежние времена накрывал свою юрту. Войлок был такой старый, что уже не мог служить не только покрышкой, но даже и подстилкой. И Бокай так и не мог решить, что делать с этой прокопченной дымом, изъеденной молью кошмой. Бросить — жалко, использовать тоже нельзя.

— Пусть лежит себе, — рассудил Бокай, постояв над войлоком.

Спустившись с крыши, он вошел в землянку.

Внутри землянки высота потолка была достаточной, чтобы выпрямиться в полный рост.

Жена сидела за работой — что-то шила на недавно купленной швейной машинке. Живот у нее выдавался, на темном лице проступили желтоватые пятна. У них уже был сынок, но вскоре ожидалось новое прибавление семейства. Когда приехали в Караганду, мальчик едва умел лепетать, а теперь по целым дням говорил без умолку. За это время многое изменилось в жизни Бокая. Попона из верблюжьей шерсти и черная невыделанная телячья шкура, украшавшие раньше переднее место, отодвинуты к порогу и служат подстилками. Вместо них на почетном месте разостлан поношенный ковер, а поверх него стеганое одеяло. Направо у стены стоит железная кровать, над ней повешен будильник. В этих двух теплых, аккуратно прибранных комнатах ничего не осталось из прежних обиходных вещей, которыми пользовались в юрте, — ничего, кроме старой попоны да телячьей шкуры. Все новые вещи были куплены здесь, в Караганде.

Женился Бокай поздно, жена у него молодая, избалована не меньше ребенка. С мужем и с Тулеужаном она обращалась повелительно. На слова была резка, характером вспыльчива, но, рассердясь, остывала быстро. Такой бывает иногда туча: сгущается, грознеет, а потом рассеется, не пролив ни капли дождя. Спокойный Бокай не придавал значения прихотям жены.

— Слушай, мать моего ребенка, я сейчас пойду к Щербакову, а потом на работу, — сказал Бокай. Чтобы не пачкать подстилки, он стоял у самого порога. — Тулеужан, достань-ка мне очки.

Мальчик взял с подоконника большие синие очки, в которых Бокай работал в кочегарке, сначала примерил их себе, потом начал прилаживать на нос отцу. В то же время, ласкаясь, он просил:

— Я тоже пойду с тобой.

— Нельзя, сынок. В кочегарке обожжешься. Там огонь, пар. И дорога сейчас грязная. Увязнешь.

— Нет, не увязну.

— Усади его на место! Не балуй ребенка! — прикрикнула жена.