Избранное - [133]
Они пошли рядом: Бепи пришлось выслушать сбивчивый монолог Тёнле про войну, цены на шерсть, солдат, Пражский замок, Рудольфа Габсбургского, эстампы, которые старик продавал во время оно, и мадьярских лошадей. Получалась какая–то путаница — смех, да и только. Ни с того ни с сего Тёнле вдруг останавливался посреди мостовой и, оперевшись на пастушью палку, подводил итог своим сбивчивым рассуждениям:
— Черт побери! Досталось же мне в жизни, но на твою долю, парнишка, достанется и того больше!
Тёнле добрался до дома, однако не успел он переступить порог кухни — в очаге уже полыхали дрова, но лампу еще не зажигали, — как сразу заметил: нет жены! Тяжелое предчувствие сдавило грудь, весь хмель от выпитого на ярмарке вина улетучился, будто рукой сняло. Возле медного котла стояла с ложкой не жена, как было заведено после смерти матери, а невестка; внучата сгрудились вокруг нее и тихо смотрели на огонь. И сына, Петара, тоже не было на обычном месте, где он, накормив овец, выкуривал трубку. Тёнле подошел к очагу, ни слова не говоря, и вопросительно взглянул на невестку; в ответ она только указала глазами наверх, мол, там она, в вашей комнате.
Он бросился наверх по деревянным ступеням: дверь распахнута настежь, над кроватью свисает с потолочной балки кухонная лампа. Жена лежит на широкой сосновой кровати и кажется невероятно маленькой, совсем крохотной; дышит тяжело, лицо сморщено от боли. У кровати неподвижно застыл Петар.
Тёнле сжал ладонями ее руку — сухонькую, холодную, всю в синих прожилках. Жена приоткрыла глаза и силилась улыбнуться.
— Карло пошел за врачом. Наверно, вы разминулись. Пришли мы с ярмарки, а она говорит — надо бы на Моор сбегать, картошки накопать. А как зашло солнце — сразу ей стало не по себе, вот я и принес ее домой… Говорит — холодно. Бриджида горячий камень в ноги положила, — объяснил Петар.
Тёнле одобрительно кивнул и попросил придвинуть к кровати табурет. Сидел он не шелохнувшись — все смотрел на нее, все пытался отогреть в своих ладонях ее руки. Она закрыла глаза, нос заострился, сеть морщинок стала тоньше и чаще, щеки ввалились, загорелое лицо постепенно угасало и делалось пепельно–землистым; узел, скрепленный на затылке костяным гребнем, видно, беспокоил ее, и она, высвободив руку из ладоней мужа, сама попробовала распустить волосы. Тёнле бережно приподнял ее голову над подушкой.
Все затихло в доме, дети присмирели, невестка неслышно сновала по кухне, и наверх теперь доносилось потрескивание дров в очаге. Тёнле глаз не сводил с любимого лица, натруженных рук, лежавших поверх одеяла, и размышлял о былом: прошла жизнь — и жены, и его собственная, жизнь родителей и детей, пройдет она и у внуков его, и у правнуков.
В потемках залаял Цезарь, хлопнула дверь внизу — врач пришел, послышались шаги сына и внука. Потом еще шаги — это Матио, который служит в альпийских стрелках. Тёнле подумал: «Петар и Матио дома, а Кристиано, Энгеле и Марко — нет, они в Америке. Ну, Джованна, та скоро прибежит».
Врач поднялся по лестнице, подошел к кровати, велел опустить лампу. Проверил пульс, выслушал сердце, приложив ухо к иссохшей груди, потом еще придвинул лампу и заглянул в глаза. Усадил больную в кровати и опять простукал спину и грудь.
— Больно? — спросил он.
— Знобит и слабость какая–то, — ответила она.
— Что она сказала? — переспросил врач: он был приезжий и не разумел нашего языка. Тёнле перевел.
Они спустились в кухню, врач присел к столу и выписал рецепт. Петар решил проводить его до города, а там заодно взять в аптеке лекарства.
Но от лекарств она отказалась наотрез, попросила только чуток овечьего молока, разведенного ячменным отваром, — такое питье у нас обыкновенно дают младенцам, когда отнимают от груди.
Прошло два дня, глаз она уже не открывала. Позвали дона Тита Мюллера со святым елеем. Через три дня она умерла. Тогда послали за священником, он явился со стихарем и епитрахилью, за ним следом звонарь с крестом на повозке, в которую была впряжена лошадь в черно–золотой попоне. Проводить жену Тёнле на косогор за церковью, куда вот уже триста лет отправлялись на покой все наши земляки, собрался народ не только с нашей, но даже с соседних улиц. Вернувшись домой, Тёнле увидел, как теперь здесь сиротливо, как пуста кровать, в которой они согревали друг друга столько лет, хотя большую часть года нужда заставляла его проводить на чужбине.
Иногда Тёнле мерещилось, что жена дома, разжигает огонь в очаге или перебирает картошку в чулане; он окликал ее, но видение тотчас исчезало, и как невыносимо одиноко становилось тогда на душе!
Урожай той осенью выдался отменный: картофель крупный, здоровый, колос у ржи и ячменя налитой, сарай доверху набит душистым сеном. Тёнле гонял овец на общинное пастбище и на арендованные общиной луга возле принадлежащего ей леса; в хорошую погоду по дороге из школы домой к нему нет–нет да и забегут внучата, сыновья Петара и Джованны. Заперев овец в загоне на склоне Глуппы, они все вместе отправлялись в Гартский лес собирать сухой буковый лист и вечером приносили в хлев туго набитые мешки. Лист был необходим зимой для подстилки овцам, иначе весной можно было остаться без навоза.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.