Избранное - [12]

Шрифт
Интервал

Д и т р и х. Герр генерал, но я… но мне…


Входит  М а к с и м. В его руке веревка.


М а к с и м (Дитриху). Василинка умерла. (Подает веревку.) Вот возьми и… удавись. (Накидывает петлю на шею Дитриху.)


Какое-то время, как на дуэли, стоят и смотрят один другому в глаза Вальтер и Максим. Затем  М а к с и м  выходит. Жуткая пауза. Удивленные и растерянные стоят фашисты. Дитрих пытается сорвать с шеи веревку, но она еще больше запутывается.


В а л ь т е р. Как видите, шарфюрер, мои подозрения подтверждаются. А посему, пока я сам не повесил вас на этой веревке, установите надзор за вашими родственниками, и в первую очередь — за отцом. Старосту допросите с тем мастерством, которому вас учили. Я должен знать, кто пытался застрелить меня и фрау Берту.

Д и т р и х. Герр генерал!.. Да я… Да они у меня… Герр генерал!

В а л ь т е р. Идите.


Д и т р и х  выбегает из избы.


(Гансу.) Сестру шарфюрера похороним с почестями… как жертву большевистского террора. Он служит нам — бандиты мстят ему. Все логично. Готовьте оркестр и надгробные речи. Вызовите кинооператоров, прессу.


Г а н с  вскидывает руку, поворачивается, уходит.


Б е р т а. Вальтер, ты гений! (Садится за пианино, музицирует.)


Вальтер подходит к окну и долго молча смотрит на улицу. Клаус на спиртовке подогревает кофе.


В а л ь т е р. А у меня хватило бы мужества вот так предложить веревку, скажем, Клаусу, если бы такое случилось с твоей сестрой?


Берта удивленно смотрит на Вальтера.


К л а у с. Мутти, ему надо отдохнуть…

В а л ь т е р. Он шел на смерть. Шел осознанно, даже демонстративно.

Б е р т а. Пусть от своего сына он ее и получит. (Музицирует.)

В а л ь т е р. Смерть — это не главное. Я видел, как их расстреливали, а они пели «Интернационал».


Клаус подает кофе Вальтеру, пьет сам.


Главное — вырвать, вымотать, растоптать, я бы сказал, растерзать душу врага, а не тело. Отнять у него все, кроме страха за собственную шкуру. Только такие будут работать на нашу идею вместе с нами…

Б е р т а. И вместо нас.

В а л ь т е р. Да! И за нас, где работа будет слишком грязной… (Отхлебывая горячий напиток.) А Дитрих — неплохой материал. И я сделаю из него идеального, безропотного исполнителя нашей воли. В Освенциме у меня были удачные опыты. И этот будет беспощадно идти по трупам, если только это принесет ему хоть каплю пользы и облегчение.

Б е р т а (импровизирует в соответствующем ритме). В нем проснется хамство, скотство, садизм. И вот тогда он покажет свою подлинную суть.

В а л ь т е р. Именно на этой стадии озверения мы и должны предоставить ему право карать и миловать собратьев по крови.

К л а у с. Допустим, что Дитрих будет палачом при мне. Но кем же тогда буду я?

Б е р т а (перестает играть). Богом! Богом, мой мальчик!

В а л ь т е р. Ты должен понять: война с большевистской Россией — не просто война. В этой расовой войне русские должны погибнуть как народ. Речь идет об уничтожении целого мировоззрения. Пока только избранные знают подлинные цели и планы Германии. Сейчас и ты, мой сын, станешь одним из немногих. И дай тебе бог стать когда-нибудь первым среди них… Прежде всего несколько слов об организационно-политической структуре нашей власти на востоке. Начнем с того, что уже сегодня восток принадлежит СС. А в СС вся власть принадлежит немецкой элите. Ее опора — несколько миллионов членов нацистской партии, которые и образуют среднее сословие. Под ним — массовый немецкий обыватель, которому мы дадим нацистскую доктрину. Сама же элита останется выше доктрины. На самом же дне — толпа покорных аборигенов. Нам, избранным судьбой и богом, определена историческая миссия. Создавая тысячелетнюю империю, мы будем освобождать ее территорию от недочеловеков. Освобождать настойчиво и неуклонно.

Б е р т а. И мы уже начали эту гигантскую работу. Еврейский вопрос будет решен окончательно еще до финала Восточной кампании. Вслед за евреями мы отправим на тот свет украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, цыган и прочий скот.

В а л ь т е р. Это как раз тот случай, когда и мелкий скот дает удобрения в буквальном смысле.

Б е р т а. Вот почему фюрер советует закрыть сердца всякой человеческой жалости. Всякой!

К л а у с (озабоченно). А как на это посмотрят…

В а л ь т е р. Кто?

К л а у с. Германия пока еще не одна на планете…

В а л ь т е р (смеется). Вот ты о чем… Германию, мой дорогой, понять или судить трудно. Германию можно любить или ненавидеть.

Б е р т а. Сегодня ее уже некому судить, завтра ей будет не перед кем оправдываться. Нам, немцам, стали тесны понятия дипломатических приличий. Запомни: с малого начинают, великим заканчивают. Наша задача — избавиться от ста двадцати — ста сорока миллионов туземцев.

К л а у с. Планы поистине ошеломляющие, но я не представляю организационной стороны дела. И куда переселять такую массу народа?

Б е р т а. К богу в рай.

К л а у с. Сто сорок миллионов?

В а л ь т е р. Если мы выиграем войну, все, что околачивается около генерал-губернаторства, можно пустить хоть на фарш.

К л а у с (растерянно). Не представляю размеров мясорубки…

В а л ь т е р. Да, сложности и трудности будут. Но, во-первых, программа рассчитана на двадцать пять лет. Определены ассигнования. Во-вторых, в ее выполнении мы не допустим никакой кустарщины.