Избранное - [56]

— Предположим, понимаю. Но простите, я охотно поменялся бы с вами.

— Да ведь речь о другом, о том, что у меня нет собственных средств. Как бы сказать? Я сам себе не хозяин. Мной распоряжаются родители. Вы полагаете, это приятно?

— Ничего трагического тут нет.

— Иногда ситуация становится трагической. Вам, конечно, этого не понять. Вот, к примеру, вопрос о моей женитьбе. Я не могу сделать то, что хочу.

— Признаю, это плохо.

— Да, потом… что еще? У меня есть долги, о которых не знают родители. У вас, наверно, нет долгов.

— Больше, чем у вас.

— Вот как?

— Ведь если я задолжал двести крон, мне намного трудней расплатиться…

— Чепуха. Согласитесь, что у меня свои беды. — Андраш опять посмотрел на часы, — Не кажется ли вам, что мы на этом уроке многое уже усвоили?

— Я — безусловно.

— Так я и думал. Вы усвоили, что жизнь богача — не мед.

— Но будет медом, — насмешливо возразил учитель.

— Когда? Лет этак через сорок. К тому же я хотел бы, чтобы это произошло как можно позже. В самом деле, я же не желаю смерти своим родителям.

— Да ниспошлет им бог долгую жизнь, — невольно подражая священнику, сказал Надьреви, постаравшись выразиться поучтивей, — но полагаю, что о вашей судьбе они позаботятся еще при жизни.

— Но я в полной зависимости, — поджал губы молодой граф. — Поэтому у меня ни к чему не лежит душа. Теперь еще этот дурацкий экзамен. Заставляют сдавать его. Какого черта? Все равно я не смогу нигде служить. Вся эта юриспруденция нужна мне как прошлогодний снег. Если бы мне разрешили, я охотно занялся бы сельским хозяйством. Прекрасное дело хозяйничать в усадьбе. Не правда ли?

— Правда.

— Вы думали уже об этом?

— Никогда не думал.

— Вы не отличите, наверно, ржище от яровища.

— Ржище, яровище, — в задумчивости повторил Надьреви. — Возможно, вы правы. Рожь от пшеницы я могу отличить, а стерню вряд ли.

— Мы как-нибудь попробуем… Пойдемте. Галстуки не оставляйте здесь… Вы забыли их в другой комнате. Подождите, я дам вам бумаги.

В том, что у женщин загорается кровь при виде молодого графа, Надьреви смог убедиться в тот же день. Часов в пять отправились они в деревню. По отлогой извилистой дороге спустились с невысокого холма, на котором стоял барский дом, до больших с чугунной решеткой ворот парка, оттуда по обрамленной сосенками аллее дошли до тракта, и вскоре показались первые дома. По этому тракту они уже проезжали раньше в экипаже. Минутах в десяти ходьбы от парка начиналась деревня. Неприглядная, но с красивыми окрестностями. Раскинулась она в низине, с трех сторон окруженная холмами. Вдоль тракта тянулся ров, обсаженный рядом нечастых деревьев, акаций, вязов и тополей. Погода была превосходная, небо ясное, с редкими перистыми облаками. В отдалении виднелись дома с сараями и большими дворами. За свернувшей с улицы на дорогу грохочущей телегой поднялась такая туча пыли, что все исчезло из глаз. Потом тракт подошел к самой деревне, и с двух сторон его обступили дома; налево и направо ответвлялись узкие короткие улочки. Дома были выбелены, но не сверкали белизной на солнце, освещавшем их с запада. Стены у некоторых потрескались, облупились. На одном дворе молотили хлеб лошадьми, на другом — вручную. Четыре человека обмолачивали разложенные на земле снопы; высоко в воздух взлетали цепы и то и дело опускались на колосья. Впереди, поблизости друг от друга показались две церкви, католическая и протестантская. Андраш и Надьреви направились к протестантской. Молча, не говоря ни слова.

Зашли в дом священника. На террасе сидел пастор и читал какой-то журнал. Поднявшись с места, он с улыбкой поспешил навстречу гостям.

— Ваш покорный слуга, чему обязан я таким счастьем? — приветствовал их пастор.

Он был среднего роста, с бритым лицом, в очках. Ничем не напоминал священника, и его можно было принять скорей за врача.

Андраш представил учителя. На вопрос, чему обязан хозяин таким счастьем, он счел излишним ответить.

— Зайдете в дом или лучше здесь посидим? — спросил пастор.

— Здесь, на террасе, — сказал молодой граф. — Что вы делаете, Кеменеш? Опять что-то…

— Да, я читал церковный журнал, — подхватил тот. — Хорошему пастору надлежит постоянно проявлять усердие. — Надьреви взял лежавший на столе «Задунайский церковный вестник». — Всегда найдется что-нибудь интересное, — продолжал Кеменеш. — Этот журнал я прочитаю от корки до корки. Надо быть в курсе всех церковных дел.

— Где дети? — спросил Андраш.

— Дети бегают по саду, гоняются за кошкой или немилосердно тузят друг дружку, как и подобает детям доброго пастора.

— А ваша супруга?

— Моя супруга, Илонка, на кухне, наверно, пилит служанку, чтобы та принялась готовить ужин, ибо не только глаголом жив человек.

Пастор бросил на гостей торжествующий взгляд, вот, мол, на какие витиеватые ответы он способен.

— Погостить пожаловали к нам, в наше захолустье? — обратился он к учителю.

— Господин Надьреви наш гость; он истязает меня, вдалбливает мне в голову юридические науки, — ответил Андраш вместо учителя.

— Вот как! — Кеменеш помолчал немного, не зная, что еще сказать; потом, посмотрев на молодого графа, прибавил: — Скажу жене, может, вы соизволите чаю выпить…