Избранное - [124]
Четвертый этаж, 38… Но черноусый мужчина, добравшись до второго этажа, свернул на галерею, бросил взгляд направо-налево, разбирая номера на дверях, и с величественным видом зашагал в нужном направлении — его ботинки торжествующе поскрипывали. Остановился перед дверью под номером двенадцать и нажал на кнопку электрического звонка.
Четвертый этаж, 37. Перед дверью стоит оборванный, бледный, небритый нищий, нажимает да ручку, стучит в стекло двери — напрасно! — «а подохните вы все!» — и идет дальше. Четвертый этаж, 36 — «ступай с богом, у самих нет».
Четвертый этаж, 35. В непосредственной области от черной лестницы и общих уборных. Здесь живет вдова Куцора. Это тоже одна комната с кухней. В комнате два окна. На одной из кроватей спят двое. Ночной буфетчик из кафе «Золотой дракон» и безработный, который ночью так же занят, как тот днем. На кухне возится г-жа Куцора, сыплет в мельницу кофе, ибо вскоре собирается полдничать. И все же она недовольна: дьявол разнеси эту шарманку! Евреи, евреи всему виной. Что за люди пошли, прямо как с ума все посходили. Взять, к примеру, этого дюссельдорфского вампира, это чудовище, как его… Курти иль Кюрт! Убивает и кровь пьет! Газеты такое пишут, что страх господень. В комнате спят еще трое: один — на другой кровати, один — на диване и один — на полу. Это дневные постояльцы, ночных — двенадцать, они и кухню занимают. Петера Кецеге уже вытурили: по ночам приходил домой пьяным и рыгал, потому что не переносит алкоголя, — так зачем же эта свинья пьет?! Теперь на воротах висит объявление, которое по просьбе г-жи Куцора сочинил буфетчик: «Порядошному маладому человеку здаеца кравать, спросить на четвертом, 35». Объявление читает молодой грабитель: слово «порядочный» его не смущает, но вот четвертый этаж — высоковато, и он проходит мимо. Мать их за ногу, никакой жизни, все наперекось пошло, вчера ночью забрались в контору почтенного вроде бы акционерного общества, а в кассе оказалось 8 пенгё 40 филлеров.
— При-и-ве-е-ет, — нараспев здоровается Дама из двенадцатого нумера второго этажа, открывая стеклянное окошко в дверях. Черноусый мужчина держит в левой руке свою новую шляпу, правой подносит к губам руку Дамы. — Ой… и вправду… какой сюрприз, — щебечет Дама. В передней чисто, комната дышит ароматом духов, на широком диване вышитые подушечки, на столе валяется вечерняя газета: «Г-н Буда полагает, что низшая точка уже пройдена…» В этом месте напыщенные жирные буквы закрыты кожаным ридикюлем.
Четвертый этаж, тридцать третий нумер: «Шаму, милый, ты с ума сошел!» — «Да не ори ты, тише».
Четвертый этаж, тридцать второй нумер. «Знаете, как можно зашибить деньгу?! По подписке. У меня есть блестящая идея: дар венгерской нации испанскому королю-изгнаннику. Можно собрать кругленькую сумму. Все бы дали, кроме разве что коммунистов чертовых. Вот послушайте — где я живу, одна бедная женщина, мать четырех детей, ну такая бедная, что детки ее прямо с голоду мрут, встречается со своей соседкой, которая и того беднее, и читают они газету, заметку о том, как встречаются в Париже две королевы, испанская и бельгийская, бросаются друг другу на шею и та-а-ак — представьте себе — рыдают, а испанская королева с двадцатью двумя-то миллионами песет в кармане только и смогла прореветь, что, мол, судьба ее ужа-а-асна, ужа-а-асна, — и когда соседки это читают, обе начинают плакать. Вот видите!»
Третий этаж, 24. Отец семейства, агент по продаже коньяков и ликеров, разъезжает в настоящее время по провинции. Мать семейства с утра пораньше отправилась в кафе «Золотой дракон» и, наверное, опять устроилась напротив какого-нибудь пожилого господина, взяла в руки вечернюю газету с описанием всех убийств за вчерашний день и делает вид, что читает, а глаза ее при этом ханжески бегают. Если пожилой господин не клюет, мамочка встает и идет в туалет, покачивая на ходу крепкими бедрами, и, будто глянув в зеркало, искоса, через плечо бросает взор на пожилого господина. Если и так не клюет, то либо пожилой господин совсем развалина, либо его возраст только видимость, и денег у него так же мало, как и у молодого. Маришка сидит дома в кресле, на коленях у нее раскрытая «Ботаника»: белена помрачает рассудок… — но глаза ее неподвижно устремлены на противоположную стену: Маришка лихорадочно занята своими амурами.
Третий этаж, 25. Квартиранту тоже пошел двадцать пятый. А вообще это бедный студент — деньги кончились еще в начале месяца. Его хозяева, супруги Тисар, живут на кухне. Сам Тисар занят поисками работы, а г-жа Тисар пошла в лавку за дровами. Если дадут еще в долг.
Третий этаж, 26. Муж только что пришел со службы. Обедают. Фасолевый суп уже съели. Кольраби, хлеб — больше ничего нет. «Возможно, с первого уволят». — «Пресвятая богородица, неужто?!» — «Опять сокращают штаты». Ребенок ненавидит кольраби и остается голодным, глаза его на мокром месте. По галерее идет почтальон, стучится. Вручает журнальчик, сшитый по корешку шпагатом. Вестник Евангелической Церкви. Осуждены ли на вечные муки дикие народы, аки сами не повинны в том, что не могут принять веру Христову? Осуждены.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.
Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.
Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.
В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.