Избранное - [108]

— Что он сказал? — с тревогой повторил вопрос Гергей. Устремив на Вадаса напряженный, вопросительный взгляд, он пытался уяснить смысл неожиданной новости и прикинуть, кто окажется жертвой… Опасался он не на шутку, — ведь именно им патрон часто бывал недоволен…

В эту минуту все были почти уверены, что адвокат собирался уволить Вадаса или Гергея. Вадас ответил:

— Утром, когда я относил иски, он сказал: «Здесь не так много, как кажется», — и добавил: «Впрочем, вся моя контора представляется большей, чем есть на самом деле. И дохода и работы гораздо меньше; работу можно выполнить и с меньшим количеством людей». Сложив все иски, он снова прикинул: «Как-нибудь справятся, но при условии, что работать станут прилежней, а не так, как сейчас».

— Тс-с-с, господин адвокат идет! — предупредил Штейнер.

Все примолкли и склонились над лежавшими перед ними бумагами. Вадас поспешно обмакнул в чернила перо, которое не выпускал из руки, и стал писать на заранее приготовленном бланке…

Адвокат вошел, сделал несколько шагов к дверям комнаты, где сидели подчиненные, остановился, окинул их взглядом и, выждав, чтоб они поздоровались первыми, сказал коротко: «Добрый день…» Он провел рукой по лбу, еще раз пытливо и чуть подозрительно окинул взглядом четыре ссутулившиеся фигуры, усердно копавшиеся в бумагах, повернулся и подошел к своему столу. (Он знал, что до его прихода они бездельничали: во-первых, он заранее предполагал это, — впрочем, он предположил бы то же самое и о более радивых работниках; во-вторых, они вели себя довольно нелепо: все с одинаковым усердием рылись в бумагах, не догадываясь, что именно этим и наводят на подозрение.)

Адвокат был человек лет пятидесяти, невысокий, светловолосый, с бородой и довольно полный. Он любил театральные позы, и лицо его обычно выражало иронию, но сейчас оно было бледным, усталым, страдающим.

Усевшись за стол, несколько минут он смотрел перед собой, словно соображал, чем бы заняться. Потом взгляд его упал на стопку лежавших с краю стола сложенных по алфавиту судебных прошений. Он подвинул к себе всю кипу и стал проверять, соблюден ли алфавитный порядок фамилий ответчиков (истцом была одна и та же фирма). Едва он дошел до пятого, как лицо его озарилось каким-то злорадным весельем.

— Господин Вадас! — крикнул он.

Вадас подошел к столу.

Бросив на Вадаса насмешливый взгляд, адвокат указал на четвертое прошение:

— Читайте!

— Биненфелд Мор.

— А тут? — показал адвокат следующий документ.

— Альтшул Имре.

— Разве это алфавитный порядок?

— Это не моя работа, их складывал господин Штейнер.

Адвокат слегка смутился.

— Pardon! Считайте, что я ничего не сказал… Кстати, — тут он повысил голос, чтоб слышно было в соседней комнате, — передайте от меня господину Штейнеру, что ему следует повторить алфавит, если он его забыл.

Вадас вышел.

Адвокат попал впросак и был раздосадован: во-первых, было уязвлено его самолюбие; во-вторых, неприятно, что произошло это именно с Вадасом. Ему было жаль, что оплошал не Вадас, — теперь-то не дашь ему нагоняй за небрежность. В те несколько мгновений, пока Вадас шел на зов, адвокат уже мысленно решил, что ему скажет. «Взгляните, господин Вадас, — сказал бы он. — Вот она, ваша внимательность! Да нет же, просто небрежность! Не спорю, что это мелочь, но кто невнимателен в мелочах, тот невнимателен и в делах значительных. Почему вы за собой не следите? Представьте себе, что один из этих двух документов я приказал вам положить в шкаф суда четвертого участка, другой — в шкаф пятого. Вы же положили наоборот. А иски эти исключительной важности и связаны с определенными сроками! Что получится, если вы ежедневно станете допускать хотя бы только такие ошибки? Если каждый из вас ежедневно допустит хоть одну такую ошибку, чем это кончится, и т. д. и т. п…» Упреки мысленно были уже подготовлены, хорошо продуманы, приправлены добрыми старыми софизмами — дело было за виновным.

Больше всего адвокату хотелось высказать эти упреки Вадасу. Он приготовился сегодня и завтра утром сделать Вадасу как можно больше замечаний и тем обосновать его увольнение. Завтра вечером уже надо предупредить… чтобы сократить расходы, кого-то надо уволить. Надо строже следить за служащими и чаще их контролировать — тогда вполне достаточно трех писцов; как говорится, «помощники — наемные враги человека»; сам он тоже станет больше работать… Как ни крути, а болезнь жены и сына легла на его плечи огромной тяжестью. Он обожал их обоих, и он обязан сделать все, что в человеческих силах, для их спасения и благополучия. Сыну просто необходимо «годами» жить на курортах, причем на самых лучших, только это поставит его по-настоящему на ноги.

Целесообразней всего уволить Вадаса; Штейнер хороший, вполне надежный работник; Керекеш тоже нужен; уволить Гергея, хоть он ленив, капризен и своеволен, хлопот не оберешься, потому что его рекомендовал коллега, которому он, Грюн, многим обязан; к тому же Гергей человек неглупый. Другое дело Вадас: работник он, правда, неплохой, но с конторскими расходами бесцеремонен и, пожалуй, не слишком надежен. Однако для увольнения нужен предлог, и адвокат собирался без каких-либо сантиментов выискивать в работе Вадаса ошибки и недостатки.