Избранное - [79]

Конечно, никто и не подумал о Лисе (такова была кличка Тайеба). Но стоило кому-то произнести его имя, как все в один голос сказали: «А ведь и правда!» Как всегда, о нем забыли. Его отыскали, сделали предложение. Про себя каждый решил заставить его согласиться, если нужно, силой. Но слишком долго он на все говорил «да», слишком долго доставались ему унижения как нечто положенное. Он сразу же согласился и, как всегда, поблагодарил: «Я безмерно счастлив возможности хоть чем-то сослужить службу этому селению, прекраснейшему из селений». И скорчил гримасу. Но прежде чем покинуть площадь, он на манер старейшин расправил на плечах фалды своего бурнуса вместо того, чтобы, как прежде, обмотать их вокруг шеи, потом долгим взглядом оглядел собрание. Самые робкие опустили глаза.

С этого дня регулярно, каждый вечер он ходил в САС за указаниями. На следующее утро он обходил деревню: «Капитан сказал…» Тайеб прекрасно знал, что Делеклюз — лейтенант, но из подхалимства называл его «господин капитан».

Сначала над ним пытались издеваться, как раньше, чтобы пробудить в нем прежнего фигляра и тем самым умалить опасную власть, которой его вооружили. Но вскоре отказались от этой игры. «Капитан сказал…» Укрывшись за такой формулой, как за крепостной стеной, опираясь на власть, которую никто, разве что безумец, и не подумал бы оспаривать, Тайеб возвеличивался с каждым днем. Недавно еще он ходил, прижимаясь к стенке, теперь же он шествовал прямо, на виду у всех, и неизменно носил бурнус так, что прямые фалды его ниспадали с плеч. Он перестал смеяться. Даже голос у Тайеба изменился, и незаметно его берберский язык приобрел наглое, резкое звучание языка ирумьенов. Самые трусливые начали подносить ему подарки. Каждый день он громко хвастался этими подношениями на площади, перед остальными, и те волей-неволей понимали, что им нужно делать. Они к этому пришли, один за другим. К концу месяца и дня не проходило без того, чтобы какая-нибудь женщина не вошла в дом Тайеба с корзинкой, наполненной продуктами. Мужчины под предлогом, что он выполняет общественную работу, за которую ему не платят (что, впрочем, было неправдой), начали давать ему деньги. Прошло немного времени, и Тайеб уже не утруждал себя ходьбой в САС, каждое утро он сам объявлял новое правило поведения людям, презрение которых сносил долгие годы.

— Тайеб! Тайеб! — продолжал лейтенант. — Все равно как… в общем, мне ясно… — будто другим было не ясно. — Ну что ж, если у вас только он и есть, я…

Бедняга Тайеб! Помои, нечистоты, отбросы, грязь, от которой каждому хотелось быть подальше, — все это неизбежно выпадало на его долю.

Тайеб повернулся к собранию:

— Люди Талы, у вас от страха кишки скрутило, по глазам вижу, что перетрусили. Не хочу я вашей тетради и список ваш вести не буду, кто-нибудь из вас займется этим, кто-нибудь из вас будет работать с неверными, а ваши защитники веры узнают об этом и перережут ему горло… Вы ведь боитесь защитников вашей веры… до смерти боитесь! Вы не такие, как я… Я, Тайеб, я их не боюсь, говорю это всем вам. Можете им доложить об этом. А список ваш я вести не буду.

Какой-то старик принялся умолять Тайеба. Голос его дрожал от волнения. К нему присоединились другие, потом в конце концов и все собрание. Тайеб закрыл глаза и ничего не говорил. Он слушал, как на всех регистрах звучали мольбы и, словно идолу варварского племени, который внушает и страх и ненависть, Тайебу воскуряли фимиамы. Он долго слушал их, прежде чем согласиться.

Все встали, чтобы поздравить его. Башир издали смотрел, как люди рассыпались в благодарностях, лести, лжи. Он громко сказал по-французски:

— Паразитов надо убивать!

— Вот твои карточки, доктор!

Белаид почти кричал. И, взяв его за руку, чуть ли не силой утащил с площади. Как только они отошли, он сказал:

— Ты с ума сошел?

— Я? Возможно, но уж вы-то, вы-то все мертвецы, это точно. Никого! Ни единого человека нет в Тале, чтобы заткнуть Тайебу рот его же клеветой.

— Нет, в самом деле, брат, чему тебя, спрашивается, учили на твоем факультете?.. Ты и вправду ничего не почувствовал в воздухе… во время маскарада… Нет? А ведь ты доктор, тебе бы следовало хорошо это знать… Это отдает плесенью… или чем-то кислым… внутренности еще работают, по привычке… но где-то в самой глубине, в живом мясе, они уже сгнили… Чуешь? Пахнет трупом. И шакалов тянет на падаль, так ведь и должно быть, а?… Ну что ж, до свиданья, доктор, и… не забывай, что я тебе говорил вчера: климат для тебя здесь нездоровый…

Он собрался уходить. Башир удержал его за полу бурнуса:

— Подожди!

— Ну, чего тебе?

Ответа не последовало.

— Ты слишком молод, чтобы играть с огнем, брат… Чтобы вылечить Талу от болезней, нужны лошадиные средства… и прежде всего правильный диагноз… Всей твоей медицинской науки на это, пожалуй, не хватит.

— Не знаешь ли ты?..

Башир заколебался.

— Я всех знаю, — сказал Белаид улыбаясь.

— Уполномоченного ФНО деревни?

Белаид продолжал улыбаться.

— И ты спрашиваешь об этом у меня, друга ирумьенов? Ты и вправду слишком молод, брат… и потом… ты сердишься. Из-за чего? Из-за того, что слышал, как Тайеб говорит на собрании?.. Немного же тебе надо… К тому же, знаешь, все роли в семье разобраны… Герой — Али; добрый парнишка, который работает, получает деньги и дает возможность жить другим, — Уали… Суровые традиции — мать… Фарруджа — вдова, жертва судьбы… само собой, неприступная!.. — Он возвысил голос: — Предатель — я… видишь? Для тебя уже нет места… Возвращайся к своим книгам, больным, столичным развлечениям…