Избранное - [212]

Проклятье! Каким ветром тебя занесло сюда? Постоялец в 13–м номере встал необычно рано. Это единственное, что было необычным, господин офицер. Проклятье. Скверное начало, ничего не скажешь. А вытер ли он пол там, где валялся обрывок перчатки? Черт его побери, он уже в туалет прошел. «Когда я вошел туда после него, увидел пятно, похожее на кровь, возле унитаза», скажет он следователю. Сабир стоял, не сводя глаз с двери в туалет. Наконец она открылась, и Али Сурейкус вышел. Увидев Сабира, спросил:

— Что–нибудь угодно, господин Сабир?

Сабир, ничего не ответив, бросился в туалет. Осмотрел как следует пол и вернулся в комнату. Заметив, что слуга не ушел, сказал, как бы оправдываясь:

— Мыло забыл.

— Оно у вас в левой руке было, — улыбнулся Али. Вот беда! Он вымученно засмеялся и сказал:

— Вот что значит вставать спозаранок, не выспавшись. На рассвете меня разбудил какой–то шум, а потом заснуть не удалось.

Плохо, плохо начался день. Хотя преувеличивать опасность не стоит. Одеваясь, он досконально просматривал вещи. Вспомнил старого Халиля на постели, и его пробрал озноб. Попытался себя успокоить: убийства совершаются каждый день и часто безнаказанно. Уехать в Александрию? Сама мысль об этом — безумие. Одевшись, он еще раз осмотрелся — кажется, не упустил ничего. Вроде все в порядке с костюмом, а спокойствия нет. Эти псы в швах разыщут то, чего и в голову не придет. А не надеть ли другой костюм? Сдать этот в паровую чистку. Но во что его завернуть, чтобы не привлекать внимания? Не станет ли костюм объектом расследования сегодня после полудня? Стало совсем не по себе, тем более что ему хотелось бежать из гостиницы до того, как начнется расследование. Решил, что это важнее самого костюма. Бросил последний взгляд на комнату и тихо сказал:

— Не предай меня.

Вышел. Дядюшка Мухаммед Сави уже склонился в утренней молитве. Он уселся в салоне вместе с редкими постояльцами. Съел легкий завтрак. Пока ел, появился Али Сурейкус и торопливо протянул ему что–то.

— Вы это забыли, господин Сабир. Бумажник! Выпал, пока он осматривал пиджак.

— Очень тебе признателен, Али, — сказал он, давая ему десять пиастров.

— Нашел его возле ножки кровати, — пояснил слуга. Вскрываются ошибка за ошибкой. А сколько еще нераскрытых? Слепая сила раздевает тебя по частям. Она же тебя и выбросит голым, в чем мать родила. И ведь, по сути дела, твоя мать и есть подлинный убийца дядюшки Халиля. А звук, который он издал после смертельного удара, был похож на хрип его матери в последнюю ночь. И так же исчез, растворился в ночи.

Сабир заметил среди постояльцев мужчину, который улыбнулся, едва их взгляды встретились, и вдруг сообразил, что губы выдают его, они предательски шевелились, вторя его мыслям. Еще одна оплошность. Он больше не мог выносить вида опостылевшего салона и вышел на улицу, где тут же наткнулся на нищего.

Таха, краса моих славословий…

Припомнил его мерзкую внешность с отвращением и подумал, стараясь не глядеть в его сторону: «Кто знает? Может, он счастлив, живя восхвалениями пророка?» Мухаммед Сави, должно быть, сейчас поднимается на крышу, отпирает дверь квартиры, стучится в спальню. Дядюшка Халиль! Вы проснулись? Вставайте, дядюшка Халиль! Уже восьмой час. Тут он осторожно приоткрыл дверь, заглядывает украдкой… дядюшка Халиль… Боже милостивый… о Господи, спаси нас… Али… Али… дядюшку Халиля убили… спасите… полиция. Когда–то исчезла моя мать, и мой отец ее не нашел. Исчез мой отец, и я не нашел его. Пусть же и это счастливое исчезновение станет моей судьбой. Если минует беда, пусть Керима придет в твои объятия, а с ней и все, что сделает жизнь счастливой и спокойной. Он шел без цели, куда вели его улицы и переулки. Когда ходьба утомляла, он присаживался в кафе, чтобы дать отдых ногам. Ничего не замечая вокруг. Один раз поднял голову и увидел над зданием Верховного Суда огромный зонт тучи. Он очнулся и подумал: это дыхание Александрии. Сердце сдавила грусть, и больше не было глаз, которые не видели, и ушей, которые не слышали. Безумно захотелось встретиться с Ильхам. Когда перевалило за полдень, он пошел в «Витр Куан». Ему казалось, словно он впервые попал сюда, но в тот же миг, как он увидел девушку, внезапно нахлынуло желание во всем признаться ей. В ее голубых глазах мелькнуло удивление.

— Не знаю, зачем я здороваюсь с тобой, когда ты меня избегаешь, — сказала она, справившись с минутным замешательством.

— Вот и сейчас молчишь, не ищешь оправданий, — добавила она, вглядываясь в его лицо.

— Дела замучили. Устал ужасно.

— И даже не позвонил.

— Да, и не звонил. Отложим этот разговор. Дай сначала насмотреться на тебя, я так соскучился.

Обедали молча. Она то и дело поглядывала на него. А у него в голове вертелось: «Таха, краса моих славословий, ясноликий…» Подумал — до чего сильна была его решимость встретиться с ней, а сама встреча — не более чем временное прибежище среди бури. Она улыбается, хотя пожимает руку, обагренную кровью. От грусти перед вечной разлукой наворачиваются слезы.

— Да, у тебя действительно утомленный вид.

— Вчера я видел его, — вяло произнес он. В ее глазах вспыхнул интерес.