Избранное - [18]

Тимофей Карпович с любопытством раскрыл книгу:

— Не по-русски, иностранная, чья ж такая?

— Французская, Тимофей Карпович.

— Ого, — восхищенно протянул он, — французская. — И, помолчав, добавил: — Хорошо читать на чужих языках.

— Захотите, нау́читесь, не так уж трудно, — сказала Варя.

Все-таки надо было уходить. Она поднялась со скамейки, наклонила голову, прощаясь, и не ушла.

В аллее, неподалеку от памятника, скапливался народ. Уличные актеры собирались показывать Петрушку. Однако представление не состоялось. Грузный сапог городового прорвал ширму, Петрушка обхватил мертвыми руками трубчатый поясок ограды, черная Каштанка валялась на траве. Чахоточный безбородый старик в клоунском костюме и девочка лет четырнадцати молча стояли перед разбушевавшимся городовым.

Что ждало этих бездомных скитальцев — штраф, тюрьма, высылка? Варя не успела удержать Тимофея Карповича. Минута, и он уже был там.

А дальше случилось вот что: Тимофей Карпович подбежал к городовому, сунул листовку и громко сказал:

— Раздают на пустыре, у Лангензиппена…

Городовой кивнул сторожу, чтобы тот от него не отставал, и побежал к выходу из парка. Тотчас Тимофей Карпович сложил порванную ширму, поднял с травы кукол. Девочка не понимала, что произошло, но, чувствуя в нем избавителя, пугливо жалась к нему.

— Эх, сестренка, сестренка! — Тимофей Карпович вынул платок и утер девочке слезы, а затем легонько оттолкнул от себя. — Живо собирай пожитки.

Кто-то из сердобольных зрителей нанял извозчика. Старика и девочку усадили в пролетку.

И вот Варя и Тимофей Карпович снова сидят на скамейке возле «Стерегущего». Тимофей Карпович перелистывает книгу, в которой ему понятны только рисунки. Варя рада, что он на нее не глядит. Ей трудно скрыть свое восхищение.

«Не побоялся человек — карман набит листовками, а вступился за бедных людей». Ей почему-то стало жаль, что она никогда не увидит этого человека. Точно со стороны она вдруг услышала свой голос, показавшийся ей чужим, каким-то робким, и сама изумилась — что это она говорит? Минутой раньше ничего похожего и не приходило ей в голову.

— Хотите, научу читать по-французски?

— Где уж мне, я и русский-то плохо знаю.

Он смотрел на нее добродушно и грустно.

— Соглашайтесь. — Варя почувствовала себя вновь учительницей. — Уверяю, не так сложно.

…В этот день Варя вернулась домой поздно. Анфиса Григорьевна, обеспокоенная ее долгим отсутствием, поджидала у парадной:

— Пропали. Обед-то нетронутый стоит. Я уж думала, не случилось ли чего…

По усталому, но необыкновенно радостному лицу своей жилички она поняла, что ничего плохого не произошло с ней.

Умышленно или случайно Варя оставила книгу у Тимофея Карповича. По иллюстрациям он догадался, что это роман Дюма «Три мушкетера». На другой день после смены Тимофей Карпович съездил на Сытный рынок и на книжном развале купил истрепанный томик «Трех мушкетеров» на русском языке…

Спустя неделю он встретился с Варей у «Стерегущего». Она даже не посмеялась над его попыткой изучать французский язык по переводному роману. Она принесла учебник, но им было не до занятий. Бродили до сумерек, катались на американских горах в саду Народного дома.

Французский язык Тимофею Карповичу давался с трудом. Когда в перерыве на обед рабочие выскакивали из мастерской на двор глотнуть свежего воздуха, подымить дешевыми папиросами или кременчугской махоркой, он отходил в сторонку, вынимал из кармана тетрадку со старательно выписанными латинскими буквами. У забора на вытоптанной траве он и учился и обедал.

Встречались они по-прежнему в парке по четвергам и воскресеньям. Как-то раз Тимофей Карпович досадливо захлопнул учебник, буркнул, что легче барана научить петь в опере, чем его, Тюменева, говорить по-французски. Варю испугало не то, что ученик бросит занятия, испугала мысль, что прекратятся эти встречи, к которым она уже привыкла. С еще большим нетерпением ждал этих встреч Тимофей Карпович. Если у него случался свободный вечер, он уходил из дому, но куда бы ни шел, непременно оказывался у «Стерегущего», хотя даже от самого себя скрывал возникшее чувство. Он не смел еще и думать, что Варя для него не только учительница французского языка…

Однажды Тимофей Карпович пришел к «Стерегущему» с опозданием. В глазах — озорной блеск, на лице улыбка.

— Выпили или выиграли? — спросила Варя. Она еще не видела своего ученика таким возбужденным.

— Выиграли. — Тимофей Карпович крепко-накрепко пожал Варе руку. — Выиграли забастовку…

На медеплавильном заводе рабочие потушили печи. Шумная мастерская с продымленным потолком казалась покинутой навсегда. Опоки валялись, будто отпала в них надобность, медная стружка перемешалась с обгоревшей землей.

В медеплавилке много лет хозяйничал мастер, обедневший родственник какого-то влиятельного лица из общества фабрикантов и заводчиков. Он и сейчас вел себя так, словно остановка печей его не касалась. Каждое утро, прежде чем уйти на завод, он тщательно брился и ругал кухарку за плохо подогретый кофе, хотя к стакану нельзя было и притронуться.

Пошел уже четвертый день забастовки. Кухарка — это она сама потом рассказывала соседкам — принесла ему в спальню бритвенный прибор и горячую воду. Вдруг явился заводской посыльный. Мастер впервые вышел из дому небритый.