Избранное - [22]

Шрифт
Интервал

Обменявшись с чиновниками рукопожатиями, Дялокаи поклонился в сторону Вайкаи. Акош, выступив из глубины и обратись к ложе губернатора, тоже отвесил поклон. Все бинокли попеременно устремились на него и губернатора. К счастью, это продолжалось недолго. Дирижер постучал палочкой, грянула увертюра.

Многие уже на память знали задорные мелодии «Гейши». А барышни Прибоцаи, несколько раз посмотрев спектакль и выучив песенки наизусть, даже наигрывали их на рояле. Но для Акоша все было еще внове. Не только публика, но и освещенная рампа, и занавес с изображением маски, у которой из раскрытого рта свисало писчее перо.

А едва взвился занавес, у него вовсе дух захватило. Он даже вперед подался, чтобы ничего не упустить, все видеть и слышать. Ожил волшебный мир восточных преданий. Пурпурное, желтое, лиловое, зеленое: все цвета радуги заплясали перед глазами, мешаясь с движениями, звуками, словами, будя неизведанные, новые чувства и старые, знакомые мечты.

Сцена ослепляла великолепием.

Прямо перед глазами был фасад японского чайного домика. Сзади, на фоне густо-синего неба, раскачивались фонарики, а крохотные девушки из домика, гейши, пели хором.

Слуха его коснулись обрывки песенки:

Япония,
Благодатный край.
Зеленая,
Вся как вечный май…
Душистым чаем
Вас угощаем,
Всех приглашаем,
Пеньем встречаем!

— Япония, — шепнул он жене.

— Да, да, Япония.

Япония — в Шарсеге.

Оба не в силах были внимательно следить за представлением. Происходившее в зале и на сцене, события временны́е и пространственные перетасовывались, свиваясь в один пестрый, бесформенный клубок, который трудно было размотать, распутать. Г-жа Вайкаи отвлеклась на некоторое время, разбирая имена хористок в своей афишке: Марта Вираг, Анни Йо, Терез Феледи, Ленке Лабанц.

Вот и за кулисами запел кто-то, тоже на мотив хора. Все обратились в слух, ища глазами невидимую артистку. Наконец она вынырнула, стуча каблучками, и зал разразился аплодисментами. Из оркестра протянули ей огромную корзину цветов. Присоединившаяся к хору первая гейша, наклонясь, приняла ее и поставила в сторонку. Это и была примадонна — знаменитая, коварная, обольстительная Ольга Орос, про которую ходило столько сплетен.

Попросив у жены бинокль, Акош приставил его к глазам, покрутил колесико. Примадонна впорхнула в кристальные овалы увеличительных стекол.

Она играла Мимозу, первую певицу из чайного домика, чья профессия, подобно остальным, — любовь: ремесло, по японским понятиям, не зазорное, а просто заработок, как и любой другой. На ней было просторное, вышитое цветами кимоно и белые шелковые туфельки. В причесанные под Мимозу волосы с обеих сторон кокетливо воткнуты две хризантемы. Обращенные к Акошу миндалевидные глаза ее неопределенно блуждали под черными дугами бровей.

В отраженном свете рампы нельзя было толком разобрать, карие у нее глаза или голубые. Даже бинокль не помогал. То совсем черными кажутся, то светлыми, а чаще отливают лиловатым — чем-то средним между тем и другим. Вдобавок она словно бы немножко косила. Но это шло ей.

И взгляд у нее своеобразный. Будто смотрит в глаза всем одновременно, весь зрительный зал завлекая сразу, каждого стараясь обворожить мимолетной многообещающей гримаской. Голос ее нельзя было назвать красивым: слишком глуховат, недостаточно звонок и ясен. Переходя на прозаическую речь и принимаясь щебетать, она каждую фразу заканчивала чуть хрипловатым смехом. Говорили, что она много курит и пьет шампанского, оттого и хрипота.

Фабула Акоша сама по себе не интересовала. Ученый гербовед, знаток геральдики, он был приверженцем исторической достоверности и невысоко ставил разные выдумки. Романы, пьесы — все это для него были вещи несерьезные, и он даже в руки не брал ничего, где фантазия оставляла волшебный свой след. В молодости пробовал, но безбожно скучал. И если в обществе речь заходила о книгах, отделывался замечанием, что на чтение тратит ровно столько времени, «сколько оставляют служебные дела». Но они совсем его не оставляли, так что он вообще не читал.

Однажды пришлось ему проштудировать сочинение Адама Смита о человеческом характере. Вот эту книгу он хвалил и долго рекомендовал всем знакомым. Вообще в принципе он признавал только наставляющие на ум «положительные» сочинения, где хаотически непонятные факты приводились в связь и из них извлекались нравоучительные выводы вроде таких: «Труд вознаграждается» или «Зло рано или поздно будет наказано». Словом, сочинения, которые убаюкивают приятной надеждой, будто никто безвинно не страдает и беспричинно от рака желудка не умирает. Только какая тут связь?

Мимозу поцеловал английский капитан Реджинальд Ферфакс, которого играл высокий, стройный актер.

Девушка не сопротивлялась. Напротив, сама тянулась к незнакомцу из Европы, сама его учила искусству любви, отбросив всякую женскую стыдливость.

Объятия не размыкались. Мимоза беззастенчиво прижимала к себе молодого человека. Эта особа вообще не стеснялась. Поцелуй длился; губы ненасытно присасывались к губам, упиваясь сладострастием, которому не было конца. Тела сплетались все теснее, все яростней, так что шарсегские обыватели, мужчины и женщины, направив на них бинокли, даже затаили дыхание: что же будет дальше? Они словно сами хотели научиться — запомнить, как это делается, будто школьники урок.


Рекомендуем почитать
Человек в движении

Рик Хансен — человек трудной судьбы. В результате несчастного случая он стал инвалидом. Но воля и занятия физической культурой позволили ему переломить ход событий, вернуться к активной жизни. Хансен задумал и осуществил кругосветное путешествие, проехав десятки тысяч километров на инвалидной коляске. Об этом путешествии, о силе человеческого духа эта книга. Адресуется широкому кругу читателей.



Зуи

Писатель-классик, писатель-загадка, на пике своей карьеры объявивший об уходе из литературы и поселившийся вдали от мирских соблазнов в глухой американской провинции. Книги Сэлинджера стали переломной вехой в истории мировой литературы и сделались настольными для многих поколений молодых бунтарей от битников и хиппи до современных радикальных молодежных движений. Повести «Фрэнни» и «Зуи» наряду с таким бесспорным шедевром Сэлинджера, как «Над пропастью во ржи», входят в золотой фонд сокровищницы всемирной литературы.


Полное собрание сочинений в одном томе

Талант Николая Васильевича Гоголя поистине многогранен и монументален: он одновременно реалист, мистик, романтик, сатирик, драматург-новатор, создатель своего собственного литературного направления и уникального метода. По словам Владимира Набокова, «проза Гоголя по меньшей мере четырехмерна». Читая произведения этого выдающегося писателя XIX века, мы действительно понимаем, что они словно бы не принадлежат нашему миру, привычному нам пространству. В настоящее издание вошли все шедевры мастера, так что читатель может еще раз убедиться, насколько разнообразен и неповторим Гоголь и насколько мощно его влияние на развитие русской литературы.


Избранное

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Избранное

В сборник румынского писателя П. Дана (1907—1937), оригинального мастера яркой психологической прозы, вошли лучшие рассказы, посвященные жизни межвоенной Румынии.