Избранное - [139]

— Что с ним?

— Кашель и, кажется, жар. Он даже ужинать отказался.

— Простыл, наверное, — сказал Иштван, протирая глаза. — Дайте ему какое-нибудь лекарство.

Он сел и стал медленно одеваться. Жена ушла в детскую; оттуда слышался слабый плач. Вскоре она на цыпочках вернулась обратно.

— Заснул, — сообщила она вполголоса. — Я не стала мерить температуру. Утром померяем.

— Я же сказал: небольшая простуда. В такое время все дети кашляют.

— Но он такой горячий.

— Ну да, это жар. К утру все пройдет.

— Ты считаешь? — заколебалась она; но вдруг ее охватило нервное беспокойство. — Я так боюсь: как бы чего не случилось. Надо вызвать кого-нибудь, дорогой, давай позвоним врачу.

— Сейчас, ночью?

— Да.

— Который час?

— Половина третьего.

Иштван, сонный, усталый, склонился над телефоном; прошло минут пять, станция не отзывалась. Он положил трубку.

— Никто не придет к нам в такое время. И не нужно напрасно впадать в панику. Если к каждому ребенку вызывать врача из-за насморка… — он пожал плечами, — в половине третьего ночи, — и улыбнулся.

Вилма тоже уже улыбалась. Тревога ее прошла.

Она не стала давать ребенку лекарство, даже мокрое полотенце не положила на лоб, как обычно, чтобы зря не беспокоить. Она слышала от кого-то, что сон лучше любого лекарства. Да-да, это врач один говорил.

Утром, в девять часов, Иштван испуганно вскинулся на постели и посмотрел на часы: опоздал. Лишь на пороге он перекинулся несколькими словами с женой, спросил про здоровье Иштванки.

Мальчик спал довольно спокойно. Утром даже съел две ложечки черешневого варенья. Но хорошо было бы все-таки посоветоваться с врачом. Может быть, с тем профессором, который лечил его в прошлый раз.

Иштван на целый час опоздал на службу. Работа ждала его, на столе грудой лежали дела, то и дело хлопала дверь и звонил телефон. Только на улице, в два часа пополудни, он вспомнил, что должен поехать к врачу. Он махнул извозчику, но тот не остановился. Не остановился и следующий, и еще один. Видно, он недостаточно солидно выглядит, если извозчики даже не хотят его замечать, хоть и едут без седоков. Обескураженный неудачей, стыдясь своей неумелости, Иштван отправился было пешком, но потом решил, что сначала надо, пожалуй, зайти домой, посмотреть на ребенка: вдруг врач уже и не нужен. Профессор в такое время в клинике, идти к нему сейчас все равно бесполезно.

Дома жена как раз открывала склянку с лекарством.

— Так ты все же профессора вызвала?

— Нет, Гашпарека.

— Гашпарека? — удивленно переспросил Иштван. — Он не сердит на нас?

— Нет, он был очень любезен и сразу пришел.

Гашпарек жил напротив, в старинном доме, у подъезда которого висела табличка с надписью крупными золотыми буквами: «Д-р Артур Гашпарек, специалист по всем медицинским наукам».

Это был толстый, весьма представительный человек лет пятидесяти, холостяк; соседи любили его и рассказывали множество случаев, как он спасал их близких от разнообразных болезней. Пекарь был по гроб жизни благодарен ему за избавление от головной боли: Гашпарек пользовал его каким-то «крепким, отличным порошком», название которого не сказал. Кальмар, бакалейщик, еще один его почитатель, сообщал всем своим покупателям, что Гашпарек однажды прописал ему кипяток и Кальмар тут же выздоровел, хотя насморк у него был такой, что «господин доктор даже в комнату не вошел, только взглянул с порога». Гашпарек вообще любил старые снадобья. Например, чаи разных составов; на воспалившийся палец велел класть мед с солью и репчатым луком; тем, у кого болело горло, советовал на ночь повязывать шею собственными носками. Из своих методов он и среди коллег не делал тайны. Практика — вот что главное. Когда речь заходила о медицинских вопросах, он рассеянно и немного смущенно говорил:

— А, это все теория.

В более тесном кругу, за стаканом вина и сигарой, он излагал свои взгляды подробнее:

— Эти новые теории… гроша ломаного они не стоят… Мы, старые лекари, знаем, как надо лечить, — и громогласно смеялся.

В столицу он перебрался из провинции, где лет десять служил окружным врачом, — говорят, туда он попал из-за какой-то скандальной истории; и хотя о нем много всего рассказывали — например, ходил слух, что он вообще не верит в существование бактерий, потому что, как сам он сказал, никогда их не видел, — он сумел открыть кабинет в самом выгодном месте и через несколько лет приобрел доброе имя и немалое состояние. У него был свой выезд с двумя прекрасными лошадьми. Вечерами он приезжал на Кольцо, в кафе, где проводил свободное время в одной застольной компании, находя ее веселой и очень занятной; появляться здесь он считал полезным и в интересах «практики». Он листал иллюстрированные журналы, прочитывал свежие охотничьи издания и вести с бегов, потом садился за карточный столик и играл по маленькой. В толстых его губах, дымясь, торчала «виргиния».

К осени застольная компания превращалась в охотничий кружок, где Гашпарек достиг с годами заметных успехов, так как был хорошим стрелком. Время от времени он просил кого-нибудь из коллег заменить его дня на два, сам же надевал болотные сапоги, вешал на плечо двустволку, на другое — фляжку с чистой виноградной палинкой. Без трофеев он не возвращался, зайчатина перепадала иной раз даже его пациентам.