Избранное - [12]

Когда Ти Фео проснулся, в хижине было невыносимо душно, а из сада доносилось щебетание птиц. Судя по всему, солнце поднялось уже высоко, но в его хижине без окон даже днем царил полумрак.

Очнувшись после долгого пьянства, Ти Фео чувствовал себя опустошенным и разбитым. Во рту была горечь, руки, ноги онемели, сердце щемило от смутной тоски. Может, похмелиться? Однако даже мысль о вине приводила его в содрогание и вызывала тошноту. Теперь он боялся вина, как отравившийся человек боится пищи. До чего весело щебечут птицы. Громко смеются крестьяне. Они идут на базар. Слышен стук весла — это лодочник гонит рыбу в сеть. Почему до сегодняшнего дня он ничего этого не слышал? Боже! Какая тоска!

«Как выручка?» — «Сегодня на три су меньше». — «Значит, прибыли никакой!» — «Уметь надо, тогда на каждом куске по пяти су можно заработать…» — «Конечно, но все же…» — беседуют проходящие мимо женщины; одна из них, торговка материей, должно быть, только что вернулась из Намдиня.

И опять сердце у Ти Фео болезненно сжалось. На него повеяло чем-то очень далеким, забытым… Ведь было время, когда он мечтал о семье: сам батрачит, а жена ткет и ведет хозяйство. Потом можно скопить денег, купить небольшой клочок земли…

Сейчас он впервые подумал о том, что уже стар и все еще одинок. Да, нерадостная у него жизнь! И за что ему досталась такая судьба? Впрочем, разве уж он так стар? Около сорока… Не так уж это и много, однако семьей теперь не обзаведешься, поздно. Прожито больше половины. Ничто его до сих пор не могло сломить, таким он был крепким, а тут надо же, заболел. Значит, жизнь здорово его потрепала. Так вот в конце осени холодный ветер с дождем как бы предупреждают: зима не за горами. Ти Фео впервые подумал о надвигающейся старости: болезни, холод, переносить который в дырявой хижине с каждым годом будет все труднее, и, что всего страшнее, одиночество.

Невеселые мысли его были прерваны приходом Тхи Но. Если бы не она, Ти Фео, пожалуй, совсем бы раскис и даже расплакался. Тхи Но принесла корзинку, в которой стоял горшочек с дымящейся луковой похлебкой. Так и не уснув, она решила, что своего дерзкого соседа, хоть он того и не стоит, надо пожалеть: шутка ли, корчиться от боли в животе, когда вокруг ни души и подойти к тебе некому! Ведь не окажись она минувшей ночью рядом, он бы, чего доброго, и помер! Тхи Но с гордостью подумала, что спасла человека от смерти. Она думала о Ти Фео с нежностью не только потому, что считала себя его спасительницей, но и потому, что он одарил ее своей милостью. А такие люди, как она, добра не забывают. Могла ли она сейчас бросить его одного? Это было бы неблагодарностью. Ведь они с Ти Фео спали вместе, как муж с женой. Мысль об этом смущала ее и в то же время была приятна. Разве не мечтала эта несчастная о замужестве? А может, близость с Ти Фео впервые разбудила в ней неведомые доселе чувства?

Тхи Но не терпелось поскорее увидеть Ти Фео и напомнить ему о том, что произошло минувшей ночью. Вот смеху-то будет! И откуда только берутся такие бесстыжие типы? Сидишь себе, ни о чем таком не помышляя, а он тут как тут, да еще орет во всю глотку, чтобы перекричать, когда начинаешь звать на помощь. Расскажи ей кто другой о таком деле, она бы ни за что не поверила. Вот прохвост, погибели на него нет! И чего он орал? Ну ладно. Теперь небось надолго запомнит, как его под утро скрутило. И поделом ему! А все равно жаль! Отнести бы ему чего-нибудь поесть. От всякой хвори лучше всего луковая похлебка помогает: пропотеешь — и сразу полегчает.

Едва рассвело, Тхи Но побежала добывать рис. Немного луку у нее нашлось.

Когда Тхи Но принесла похлебку, Ти Фео в себя не мог прийти от изумления, а потом расчувствовался до слез. Впервые в жизни о нем заботилась женщина. Раньше никто ничего не делал для него по доброй воле, он все добывал угрозой или силой. И от этой чашки супа ему снова стало тоскливо.

Тхи Но украдкой наблюдала за Ти Фео. Вдруг лицо ее расплылось в улыбке. В этот момент она показалась Ти Фео почти миловидной. И действительно, от нахлынувших на нее чувств Тхи Но уже не выглядела такой уродливой. Тоска в сердце Ти Фео сменилась радостью, и в то же время он почувствовал что-то похожее на раскаяние — это так естественно: когда человек немощен и уже не в силах грешить, то начинает каяться.

Тхи Но сказала, что похлебку надо есть горячей. И Ти Фео послушно поднес чашку ко рту. О небо! Что за аромат! Вдыхать его было неземным блаженством. Ти Фео отхлебнул глоток. А вкус какой! И как это так за всю жизнь он ни разу не пробовал луковой похлебки?

Но ведь ему никто никогда не готовил. Он не знал, что такое заботливые женские руки. Вспомнилась Ти Фео третья жена советника Киена, проклятая ведьма, которая заставляла его растирать себе ноги… Ей требовалось лишь одно — удовлетворить свою похоть, разве любила она Ти Фео? Ему было тогда двадцать. В двадцать лет человек, конечно, не камень, но ведь плоть не самое главное в жизни… А что связывало с этой женщиной его самого? Только стыд и унижение испытывал тогда Ти Фео, оставаясь наедине со своей госпожой. Он задрожал от страха в ту минуту, когда понял, чего она от него хочет. Но разве мог он отказать ей, полновластной хозяйке дома? И все же Ти Фео не мог решиться.